Авраам Смитсон, действительно, нуждался в новом ученике. Но мечты Фультона принять участие в изготовлении всех этих чудесных вещей, сверкавших и звеневших на стенах и под витринами магазина, в первые же дни разлетелись, как дым.
Смитсону и его тощей супруге больше нужен был расторопный слуга, чем подмастерье для ювелирной работы. Затем выяснилось, что добродушный и ласковый вид хозяина был всего-навсего маской, дополнением к позолоченной вывеске, своего рода приманкой для покупателей и заказчиков. Для внутреннего, так сказать, употребления имелась оборотная сторона медали — вечное брюзжание, мелочная придирчивость и крепкий хозяйский нажим.
Подстать своему достойному супругу была и миссис Марта Смитсон. В отсутствие мужа она заменяла его зоркий глаз в мастерской. Точно чутьем узнавала она, когда один из подмастерьев позволял себе отвлечься чем-нибудь посторонним. Птичий профиль хозяйки немедленно появлялся из-за неслышно приотворенной двери (все дверные петли были для этого смазаны маслом) и елейный голосок вопрошал: «Отдыхаете, уважаемый?» Старый Смитсон частенько кричал и ругался, миссис Смитсон никогда не повышала своего голоса, но ее ядовитые реплики и вопросы ранили больнее, чем крепкие словечки вспыльчивого хозяина.
В мастерской гнули спину два подмастерья — Джо Вульфсон, тихий, точно чем-то напуганный, облысевший пожилой человечек, с кустиками рыжей растительности на подбородке, и Том Баузере — неповоротливая дубина, с руками, похожими на деревенские грабли. Сначала Роберт никак не мог поверить, чтобы этот парень мог удачно справляться с миниатюрными ювелирными инструментами — он был бы больше на месте в кузнице старого Дана. Но к удивлению Роберта из-под неуклюжих рук Тома выходили изящные золотые цепочки и очаровательные сережки — не хуже, чем у его товарища, молчаливого Джо. С последним Роберт подружился в первый же вечер, устраиваясь в тесной чердачной каморке, где жил рыжий подмастерье Смитсона.
Джо Вульфсон узнал несложную биографию Роберта, пока гость и хозяин осушали внизу боченок пива в честь приезда мистера Дана и за будущие успехи в делах. Смышленый, живой мальчик сразу же понравился мастеру. Он напоминал ему утонувшего, горячо любимого младшего брата. Об этом брате Джо никому не любил рассказывать. Может быть, это несчастье, происшедшее у него на глазах, и наложило на Джо печать какой-то приниженности, которую отлично сумел использовать его теперешний шеф…
В Ланкастере Роберт мог когда хотел понежиться лишний часок в кровати, но здесь, уже с первыми проблесками зари, острый профиль миссис Смитсон показывался у окошечка дверей робертовой каморки, а тоненький, как жало, голосок спрашивал: — «Может быть, вам нездоровиться, молодой человек?» Фультон быстро вскакивал и трудовой день начинался. Надо было вымести двор, лестницу, комнаты и магазин, открыть ставни, проветрить перины, прибрать инструменты на верстачке, накачать воды из колодца (и куда ее столько уходит?!), наколоть дров для печей — длинен список обязанностей ученика ювелира!
Роберт терпел неделю, другую, затем, со свойственной ему непосредственностью, попытался было протестовать против такого использования его сил и способностей. Он вытащил свои рисунки пушечных украшений и чертежи. Хозяин громко хохотал, разглядывая работу своего ученика. На шум появилась миссис Смитсон и быстро взглянула на раскрашенные картинки.
— Да вы, оказывается, художник, мистер Фультон, не знаю, осмелюсь ли теперь попросить вас сбегать в лавку за сахаром, — ехидно улыбаясь, проговорила она.
Мистер Смитсон, вволю нахохотавшись, выложил свое мнение начистоту.
— Вот что, малыш. Если хочешь выбраться в люди, не лезь вперед, пока тебя не попросят об этом… Я следовал этому правилу всю мою жизнь и, как видишь, — он самодовольно оглянулся на окружающее великолепие, — живу не слишком-то плохо. Наше ювелирное и часовое мастерство — дело нелегкое… Голова у тебя не сеном набита. Это я слышал и от старого Дана. У него глаз наметанный. Без этого я и не взял бы тебя в магазин… Всякое дело надобно производить по порядку. Перво-наперво — выкинь всю эту дурь из своей головы. Никаких выдумок в нашем деле не надо. Дай бог, чтобы мы умели так же хорошо делать свою работу, как делали отцы и деды. Они были неглупее чем мы с тобой!
— И-зо-бре-татель! — насмешливо протянул мистер Смитсон, ставя точку легким шлепком по затылку Роберта. — Ну, а теперь, марш за дело, — слышал, что тебе приказывает миссис Смитсон?
Роберт, красный от незаслуженной обиды, наспех сгреб свои рисунки и выбежал из мастерской. Джо сидел, тихонько подпиливая какие-то колесики, а Том раскрыл свою зубастую пасть и, вторя хозяину, гоготал точно гусь.
Но Смитсон плохо знал прав Фультона. «А, он не желает меня учить, так я выучусь сам, на зло этому надутому пузырю», твердил про себя Роберт, укладываясь спать на своей узкой и жесткой койке. Но как только до него донеслось мерное похрапывание Джо, мальчик дал волю слезам. «Милая, хорошая ма! Если бы ты знала… Нет, пусть лучше не знает, пусть думает, что мне хорошо». Но самая большая неприятность заключалась в ином: расчетливый хозяин об’явил, что совсем не намерен платить своим ученикам, довольно того, что он их «учит», содержит и кормит. Мечта Фультона заработать что-нибудь для матери рассеялась, как дым.
Роберт исподтишка начал учиться ювелирному и часовому делу. Рыжий Джо охотно вызвался помочь ему. Урывками, украдкой, пользуясь каждой минутой свободного времени, Роберт знакомится с устройством часов и с азбукой ювелирного дела. Мало-помалу Джо раскрывал перед ним тонкости и секреты часового искусства.
— Для карманных часов, — учил Джо, — главное дело в пружине: если сталь имеет хороший закал, пружине не будет износа. Чтобы не дать ей совсем раскрутиться, ставят фузею, похожую на улитку. Затем великое дело — правильно поставить анкерный спуск. Он в часах — все равно, что разум у человека. Без балансира часы никуда не будут годиться. Холодно ли, тепло ли, — с ним часы будут показывать верное время. Балансир — это хладнокровие, выдержка; он и людям необходим, особенно молодым. Без него они обязательно наделают глупостей… Еще надо, чтобы в колесиках не было грязи и пыли. Никогда нельзя держать часы открытыми, оставлять в сыром месте или прикасаться к механизму грязными пальцами… Хорошим людям тоже не следует оставаться в скверной компании, не нужно также позволять посторонним копаться в твоей душе…
Все это и еще многое другое с таинственным видом рассказывал Джо своему юному другу. Часы были для Джо не простыми механизмами из стали и меди, а какими-то особыми существами, со своей собственной таинственной жизнью…
— Да, да, Робби, не. смейся, пожалуйста, часы живут. У часов есть душа… Я ни за что не остался бы здесь в магазине в полночь среди этой толпы, — и он опасливо покосился на тикающее семейство часов, развешанных на стене.
Роберт, конечно, не слишком уверовал в «душу часов», но уроки рыжего Джо пошли ему явно на пользу. В один прекрасный день он не удержался и несказанно удивил мистера Смитсона, совершенно правильно указав на скрытый недостаток принесенных часов.
— Э, малыш, откуда ты этого понабрался?
Роберт молчал и только краснел.
— А ну-ка, поди сюда, художник! Это что? А вот это? А к чему вон тот рычажок? А это что за штуковина? Балансир, говоришь? Ишь ты, какие слова выговариваешь. Но верно, все верно! Вот тебе задача, собери-ка эти часы…
Через короткое время разрозненные колесики, храповички и пружинки стояли на своем месте, и серебряная массивная луковица завела свое мерное тик-так.
Однажды в лавку зашел обветренный моряк с деревяшкой вместо левой, ноги. Он принес обернутый в красный платок музыкальный ящик с треснувшей крышкой. От моряка пахло смесью табака, джина и корабельной смолы. Если бы не деревянная нога, матрос был бы воплощением славного капитана Кидда, грозы южных морей.
— Проклятый Джон Булль! — загремел посетитель, переступив порог мастерской, — это он испортил мой любимый гармониум… Тысяча картечей! Чортовы красномундирники изрешетили нашу славную «Аретузу» и половину моих приятелей. Ну-ка, хозяин, попробуйте, нельзя ли подвести пластырь под эту играющую машинку. Я не постою за ценой!