Сопоставьте-ка теперь такие цифры: 40 ватт и 10 ватт. Последняя величина — она выглядит совсем уж мизерной — не что иное, как мощность человеческого мозга. Сразу же следует оговориться: в подобных «механистических» сопоставлениях нет ничего уничижительного для венца биологической эволюции.
В самом деле, в черепной коробке человека, в скромном объеме, равном полутора-двум литрам, заключен подлинный шедевр инженерного искусства. Если смоделировать его с помощью нынешних микроминиатюрных полупроводниковых приборчиков, то «думающая машина», скопированная с мозга, весила бы ни много ни мало 10 тонн, стоила бы минимум миллиард рублей. Но сгорела бы через мгновение, так как при мощности, потребляемой ею (тысячи киловатт), выделялось бы слишком много тепла для столь небольшого объема.
Человеческий же мозг работает при температуре 36,7 градуса по Цельсию, оставаясь дееспособным многие десятилетия. И убогая мощность его — как у лампочки карманного фонарика! — лишь подчеркивает скромное величие совершеннейшей из машин.
Каким же образом функционировал наш «50-ваттный двигатель прогресса»? Что заставляло его неустанно идти вперед — от охотничьей ловушки к «думающей» машине, от каменного зубила к шагающему экскаватору, от трута и кресала к атомным электростанциям, от первого колеса к космическому кораблю? Работать в поте лица своего, удивляясь содеянному, но никогда не успокаиваясь на достигнутом?
Оказывается, у техники есть собственные закономерности прогресса. Каковы же они?
Движущей силой развития являются, как известно, противоречия, требующие разрешения. Например, противоречия между техникой и экономикой. Назовем их внешними. Какие же тогда считать внутренними?
К ним нередко причисляли такого рода «драматические коллизии»: конфликт между орудием труда и предметом труда. (Пример: между деревянными клиньями в каменоломнях и неподатливой скалой. Необходимость усовершенствовать подобные методы рано или поздно привела к отбойным молоткам, взрывчатке и экскаваторам.) Между машиной и материалом для ее изготовления. (Появление авиации потребовало прочных и в то же время легких сплавов, которые пришлось создавать специально для нее.) Между сконструированной машиной и техническими возможностями ее производства. (Вычислительное устройство приблизительно такого же типа, как сегодняшние, было создано еще в XIX веке. Но хитроумные сцепления шестеренок так и не захотели работать. Зато электронные переключатели, пришедшие на смену механическим, сделали реальной мечту о «думающей» машине.) Между техническими основами различных отраслей, между разными эксплуатационными характеристиками… И так далее.
Ни одно из подобных противоречий нельзя назвать основным, движущим развитие техники, считает профессор Г. Волков. В них отражаются лишь отдельные и не самые существенные стороны явления. Между тем во главу угла зрения должен быть поставлен человек и его труд.
Орудия занимают промежуточное положение между людьми и природой, которая служит объектом труда. Человек — отец техники, природа — ее мать. Детище наследует качества обоих родителей: с одной стороны, оно выступает как нечто мертвое, сформованное из веществ, состоящее из вещей («опредмеченная сила знания»), с другой — как часть живого, как продолжение нашего тела (искусственные «органы человеческого мозга»). Если же взять только одну из сторон, да еще утрировать ее, то легко впасть либо в идеалистическое «одухотворение» материи («демонические силы машинерии»), либо в вульгарно-материалистическое, узкотехническое понимание проблемы в смысле орудий труда самих по себе (набор неодушевленных предметов, и ничего больше). В обоих случаях перед нами крайности, причем антигуманные, ибо оборачиваются пренебрежением к человеку.
Итак, техника — дочь человека и природы. И если техника имеет «внутренние» стимулы своего совершенствования, то исходят они, как ни парадоксально, не изнутри, а извне. В чем же состоит эта ее внутренняя логика развития?
Человек приходит в мир с голыми руками. Но в отличие от обезьяны люди умеют изготовлять орудия и изменять окружающую среду, подгонять ее к себе.
У человека есть возможность поставить между собой и природой искусственные органы, способные служить щитом и мечом в конфликте с враждебным окружением. В отличие от естественных они поддаются планомерному усовершенствованию. И здесь беспокойный разум человека поистине ненасытен. Лучшее — враг хорошего, и действительно, человек, никогда не удовлетворенный тем, что уже имеет, без сожаления отвергает старое, отжившее ради нового, прогрессивного.