Первое. Внедрение новой техники стимулируется экономней живого труда в целом, а не одной лишь его оплаченной части (то есть за счет заработной платы).
Попросту говоря, повышая производительность труда, общество должно руководствоваться прежде всего заботой о человеке, обо всех своих членах. Социалистический гуманизм отвергает такую интенсификацию, которая выматывает у работника все его силы. И уж никак недопустимо пренебрежение техникой безопасности, охраной труда, сколько бы она ни стоила обществу.
Технический прогресс по существу своему в конечном счете сводится к сокращению общих затрат труда на единицу продукции, к понижению ее стоимости, но… «Ни один капиталист не применит нового метода производства добровольно, как бы он ни был производителен… если только он уменьшает норму прибыли», — писал К. Маркс. Справедливость этого вывода снова и снова подтверждает сегодняшняя действительность. В книге «Научно-техническая революция и преимущества социализма» приводятся примеры того, как крупные корпорации надолго «консервировали» технический прогресс, устанавливая монопольные цены и поддерживая норму прибыли на приемлемом для себя уровне. Именно так выплавка стали прогрессивным кислородно-конверторным способом, которая начала применяться еще в 1954 году, не внедрялась целых 10 лет тремя гигантами черной металлургии США, владевшими львиной долей мощностей в этой отрасли промышленности.
Второе. Введение комплексной автоматизации научно регулируется в масштабах всего народного хозяйства, а не только в рамках отдельных его предприятий и их объединений. Препоручая машинам производственные функции людей, общество может сокращать не численность занятого населения, а продолжительность рабочего дня — опять-таки в общегосударственных масштабах.
При капитализме, даже в условиях «экономического чуда», автоматы вытесняют людей, которые пополняют армию безработных. Те же, кто остается до поры до времени в штате учреждения или предприятия, подвергаются усиленной эксплуатации. И вынуждены соглашаться на это, памятуя, что за спиной всегда стоят претенденты на их место.
Третье. Выпуск изделий, его сроки, объем продукции и ее ассортимент по всем видам и сериям заранее определяется дальновидным планированием в общенациональных масштабах, а не игрой рынка, не раз приводившей капиталистические страны к кризисам перепроизводства — к затовариванию складов, уничтожению продукции, к массовым банкротствам и локаутам.
Значение общегосударственного планирования, осуществленного впервые в СССР, поняли даже апологеты капитализма, немыслимого без рыночной стихии. Американский политэконом Д. Гелбрэйт отвергает догмат веры коллег, провозглашающий рынок «надежным и вечным регулятором общественного производства».
Еще в начале нашего века В. Ленин сделал вывод, что современные тресты порождают аппарат учета, контроля, регулирования экономики. Однако, подчеркивал он, полной планомерности они, конечно, не давали, не дают и не могут дать.
Академик Н. Иноземцев, доктор экономических наук С. Меньшиков, член-корреспондент АН СССР А. Милейковский в предисловии к книге Д. Гелбрэйта «Новое индустриальное общество» доказывают, что объединение трестов и концернов, даже сращивание корпораций с государством, отнюдь не ликвидирует рыночную стихию. Оно лишь порождает новые формы монополистической конкуренции, где еще ярче проступают старые противоречия империализма, его загнивание.
— Носителями тенденции к плановости Д. Гелбрэйт считает крупные корпорации. В книге «Новое индустриальное общество» (1967 год) он аттестовал их как высшее выражение прогресса в области экономической организации. Однако в последнее время уже не восторгается ими, как прежде. Критикует их как источники экономической неустойчивости и инфляции в период кризиса, — рассказывает заместитель председателя Госплана СССР Н. Лебединский, принимавший Д. Гелбрэйта в Москве, куда тот приезжал в 1975 году ознакомиться с опытом Госплана.
Столь же утопичны прогнозы американского футуролога Г. Кана, будто XXI столетие станет «веком Японии», ибо, дескать, «японский образец» обеспечил себе победу, продемонстрировав «великолепное управление экономикой». Кстати, сам же Кан не отрицает, что японское издание капитализма по-прежнему основано на конкуренции, по-прежнему ориентировано на рынок, который, как свидетельствует Д. Гелбрэйт, нельзя считать «надежным и вечным регулятором общественного производства».