Все это проекты. И путь к их осуществлению нелегок и не скор. Но проблемы, связанные с ними, уже поставлены в повестку дня. Ибо уже сейчас 40–70 процентов всех расходов на науку могут теряться при неполном использовании и повторном получении ее результатов.
Таких проблем, понятно, немало. И для их решения требуется мобилизовать не только интеллектуальные усилия многочисленных исследовательских коллективов. Нужны все новые капиталовложения. Между тем они уже огромны. И продолжают увеличиваться. Но у любого общества, сколь бы богатым оно ни было, средства не безграничны. И проблема их наиболее разумного распределения всегда стояла и будет стоять перед финансовыми органами. Стоит она и перед нами. Конечно, ее решение в условиях плановой экономики упрощается. Но это отнюдь не значит, что оно дается без труда, даже если речь идет не обо всем бюджете в целом, а лишь об одной из многих его составных частей. Скажем, об ассигнованиях на науку. Ведь и в более узких рамках — например, в масштабах Академии наук СССР — тоже нелегко распределить народные деньги по всем многочисленным статьям расходов так, чтобы получить максимальный эффект.
Понятно, почему так важен здесь подход рачительного хозяина, знающего цену каждой копейке; подход не местнический, когда свои посевы на ниве знаний кажутся более значительными, чем любые прочие, а подлинно государственный — тот, что в каждом из нас смолоду воспитывается социалистическим обществом. И разве может он быть чужд нашим ученым, пусть даже по самому роду своей деятельности далеким от «всяких там бухгалтерских материй»? Даже там, где, казалось бы, не очень уместно ставить вопрос по-бухгалтерски прямо — дескать, расходы-то растут, а доходы?
В 1967 году под Серпуховом пущен новый ускоритель. Разгоняя заряженные частицы до скоростей, близких к предельно возможной — световой, он способен сообщать им энергию до 70 с лишним миллиардов электрон-вольт (70 гигаэлектрон-вольт, сокращенно — 70 Гэв). Тогда это была самая большая мощность в мире. Недавно в США сооружен ускоритель на 200 Гэв. А в СССР спроектирован ускоритель на 1000 Гэв.
Но чем мощнее эти сложнейшие машины, тем они дороже. Самый первый циклотрон (он был изобретен и собственноручно изготовлен американцем Э. Лоуренсом в 1930 году) имел довольно низкий потолок мощности — чуть больше тысячной доли Гэв. Зато и стоил всего 1000 долларов. На брукхейвенский синхрофазотрон мощностью 33 Гэв, в создании которого участвовали сотни фирм, затрачено 34 миллиона долларов — так сказать, по миллиону за один Гэв.
Как видно, соотношение между ассигнованиями и мощностью осталось в 60-е годы примерно таким же, как и в 30-е. Но насколько увеличились капиталовложения! За 30 лет — в десятки тысяч раз. Если они будут расти и впредь такими же темпами, то уже в ближайшие десятилетия лягут непосильным финансовым бременем на плечи любого, даже самого богатого государства. Ведь физикам хотелось бы иметь в своем распоряжении микроснаряды энергией в сотни тысяч и даже миллионы Гэв…
Конечно, без ускорителей не обойтись. Но нельзя ли обойтись без «гигантомании», которая стоит бешеных денег? Одна из возможностей — встречные пучки. Но здесь, пожалуй, лучше предоставить слово тому, под чьим руководством разрабатывается этот метод, — лауреату Ленинской премии академику Г. Будкеру, директору Института ядерной физики Сибирского отделения АН СССР.
Свою статью «Экономика микромира» на страницах «Правды» ученый начал с забавной реплики, услышанной на совещании, которое проходило лет двадцать пять назад в Дубне в связи с пуском одного из тамошних ускорителей. Кто-то из присутствующих предложил снять железнодорожную ветку, проложенную специально для подвоза оборудования (после монтажа установки, понятно, в линии уже не было никакой нужды). «Как это снять? — искрение изумился один из строителей. — А продукцию на чем вывозить будете?» Между тем все, что дал ускоритель с тех пор, за двадцать с лишним лет, — это фотографии ядерных реакций. Все они без особого труда поместились бы в одном портфеле.
Да, дело ускорителя — производить научную информацию, нечто эфемерное, и все же так ли уж наивен вопрос о его весомой продукции?
Светящаяся струя частиц, выпущенная из ускорителя в воздух, порождает клубы бурого дыма. Ибо делает возможной реакцию, которая при обычных условиях практически не протекает: азот соединяется с кислородом. Образуется вещество, которое служит ценным промышленным полупродуктом. И не за горами день, считает ученый, когда из многоэтажных бетонных коробок, где работают мощные ускорители, товарные составы начнут вывозить экономически выгодную крупнотоннажную продукцию — например, азотные удобрения. А пока…