Хик-Хик смотрел на чудовище, разинув рот, дивясь его безудержной и бессознательной энергии. Стоило ему понять задачу, и оно работало как заведенное. Человек счел необходимым утвердить свою власть и придрался к его работе:
– Товарищ! – укорил он помощника. – Снег ты убрал, но под ним остался слой черной жижи, а от нее вся грязь.
Кривой, казалось, понял его слова и взялся убирать жижу и всякий мусор своим языком. Хик-Хик уже видел этот орган, свернутый клубком во рту. Теперь он напоминал речного угря: черный, как деготь, и ужасающе длинный – пять, шесть, а то и семь метров. Нет, больше! Мясистая трубка вываливалась изо рта монстра и скользила по земле, словно скребок, орудовавший с точностью слоновьего хобота. Картина выглядела почти непристойно, а работоспособность чудовища вызывала смутную тревогу, хотя на этот раз оно подчинялось человеку с услужливостью автомата.
Рано или поздно Хик-Хику пришлось вернуться в дом Касиана за провизией, кое-какими вещами, табаком и винкаудом. А что, если использовать Кривого вместо лошади? Шляпка его была большой, широкой и плоской, и сидеть на ней наверняка удобнее, чем на спине лошади, мула или осла. Нужно только забраться на нее и велеть грибу проложить дорогу к осталю. Но когда Хик-Хик попытался вскарабкаться вверх по огромному и неровному туловищу, тот, казалось, не понял намерений человека и не помог.
– Я понимаю твои мысли, – сказал Хик-Хик. – Если я сяду на тебя верхом, это будет выглядеть проявлением классовой иерархии. Но пусть тебя не смущает эта картина, товарищ Кривой. Поскольку ты выше и сильнее, по логике вещей и исходя из принципа солидарности ты должен возить меня, а не я тебя.
Произнеся эти слова, Хик-Хик принялся дергать гриб за его многочисленные конечности и покрикивать, пытаясь добиться, чтобы Кривой занял необходимое положение. Наконец чудовище подогнуло корни, служившие ему ногами, и его колени со стуком ударились о землю. Тело великана разом обмякло, словно неживое. На сей раз Хик-Хик сумел взобраться наверх и удобно расположить свою задницу на макушке монстра, где обнаружилось несколько вмятин, по форме напоминавших седло. Благодаря этому Хик-Хику не грозило падение со скользкой поверхности шляпки. Вероятно, на свете есть скакуны и получше, но попробовать стоило.
Хик-Хик сам точно не понял, как добился того, чтобы Кривой ему повиновался, но внезапно гриб поднялся на ноги. Как здорово сидеть наверху, когда гигантское существо стоит прямо! Хик-Хик взлетел ввысь так резко, что ему даже пришлось придержать свой котелок руками. Он взвизгнул – не то от радости, не то от испуга. Но дело сделано: наш герой восседал на голове двухметрового гриба, чьи ноги прокладывали дорогу в снегу, словно корабельный киль. С такой высоты мир казался другим. Сидя на шляпке гриба, Хик-Хик мог протянуть руку и схватить какую-нибудь зазевавшуюся белку.
Наездник пришпоривал своего коня, заставляя двигаться в нужном направлении. Это оказалось непростой задачей. Хик-Хик хотел научить Кривого простым сигналам: удар по правому плечу означает «поворачивай направо», по левому – «поворачивай налево», а если хозяин положит руку на перепонки подбородка и потянет назад, следует остановиться. Но гриб не мог этого уразуметь или понимал приказы по-своему. Хик-Хик приходил в отчаяние, когда гриб неожиданно останавливался или хуже того – начинал бегать кругами вокруг какого-нибудь дерева, точно слепой, потерявшийся в лабиринте. Однако в результате им таки удалось добраться до осталя.
Трагические события – изнасилование Майлис и схватка с Касианом – произошли всего несколько дней назад, но казалось, прошла целая вечность. Сейчас снежный ковер застилал все окрестности, словно очищая природу от грубости и грязи, которые несет с собой присутствие человека. Хик-Хик спешился, осторожно, как вор, подошел к двери, приоткрыл ее и вошел, озираясь по сторонам.
Дом казался замерзшим кладбищем. Видеть постоялый двор таким пустым было непривычно. Закрытые ставни не пропускали ни единого луча света, внутри царил мрак. Огонь в очаге давно умер, и ледяной воздух устремлялся в легкие, стоило сделать вдох. Картина резко отличалась от привычных сцен, когда населявшие дом пурпуры ели, спали, обогревались, наигрывали свои странные песенки или вытирали жирные руки о рубашку Хик-Хика. А сейчас даже Лысая Гусыня куда-то запропастилась. Куда она могла подеваться? Хик-Хик ненавидел гусынь. Пурпуров тоже ненавидел, и причиной тому была не их преступная деятельность, а реакционное сознание. Как прирожденный горожанин, Хик-Хик ненавидел горы. Может ли существовать что-либо более отличное от средиземноморского города, чем осталь в Пиренеях? Впрочем, по здравом размышлении, Барселону он тоже терпеть не мог. Таким людям везде и всегда неуютно.