В “Илиаде” роли участников ссоры четко разграничены: эпический государь – Агамемнон, главный герой – Ахилл, младший герой – Патрокл. В “Махабхарате” такой ясной структуры нет – государем и Бхишмы, и Карны является Дурьодхана (строго говоря, даже не он, а его слепой отец Дхритараштра), а оба военачальника выступают по отношению к Дурьодхане как “младшие герои” (см. в следующей главе), при этом у Карны никакого “Патрокла” нет. Из этого вытекает важнейшее отличие Карны от Ахилла – “Илиада” заканчивается победой Ахилла, а Карна гибнет, как и положено “младшему герою”.
Это противопоставление “Илиады” и “Махабхараты” показывает нам чрезвычайно важную вещь: взаимопроникновение выделенных нами мотивов, “вложение” одного из них в другой – в данном случае “Ссора и удаление от битвы” оказывается составной частью “Гибели младшего героя”. На примере “Песни о Роланде” и “Похищения Быка” мы убедились в том, что один и тот же персонаж может в различных сюжетных контекстах выступать то как главный герой, то как младший. То же мы обнаруживаем и в данном примере из “Махабхараты”; кроме того, Бхишма здесь выступает одновременно и в роли “младшего героя” (по отношению к Дурьодхане), и в роли эпического государя – предводителя войска (по отношению к Карне).
Так “вложение мотивов” неизбежно приводит к трансформации одного из них: погибает военачальник, поссорившийся с лучшим героем (обычно он лишь признает свою неправоту).
* * *
В заключение рассмотрим былину о Сухмане. Несмотря на то, что она моногеройна, в ней реализованы уже знакомые нам мотивы. Сюжет былины отличается чрезвычайной устойчивостью, так что представление о нем можно составить по любой полной записи (например, Рыбн. № 148, Гильф. № 63, Марков № 11, Григ. № 332.). Богатырь Сухман обещает князю Владимиру привезти живую лебедь и уезжает за ней к реке. Однако у реки он видит вражеское войско, вступает с ним в бой, убивает всех врагов, но и сам получает три раны. Вернувшись к Владимиру, он рассказывает ему о битве, но князь не верит, бросает Сухмана в погреб и посылает Добрыню проверить его слова. Добрыня подтверждает речи Сухмана, тогда Владимир освобождает богатыря, но тот, оскорбленный неверием князя, вынимает листочки из своих ран и умирает, а из его крови течет река.
Общий трагический колорит былины невольно заставляет сопоставить эту лебедь, охота на которую заканчивается для Сухмана гибелью, с лебедью из “Калевалы”, на которую столь же безуспешно охотился Лемминкяйнен. Финская лебедь однозначно выступает как мифологический персонаж, представитель мира смерти. Относительно лебеди в данной былине можно предположить нечто подобное, поскольку река, к которой приезжает Сухман, имеет признаки границы между мирами (вражеское войско не смеет ее перейти). Относительно русского представления о лебеди как о птице смерти нам уже приходилось писать: Баркова А.Л. Мифология. С. 34.
На первый взгляд странно, почему мы рассматриваем моногеройный сюжет. Однако есть одна тонкость. Хотя внимание сказителя былины сосредоточено на конфликте богатыря и князя, а не на боевом эпизоде, всё же нельзя не заметить, что Сухман уничтожает войско, грозящее Киеву, то есть оказывается в ситуации “младшего героя”, посланного на разведку и вступившего в бой, вместо того, чтобы сообщить главным героям о силах врага. В этом смысле можно сопоставить Сухмана с Ермаком.
Обратим внимание и еще на один момент. С точки зрения триады мотивов тут, на первый взгляд, всё просто – перед нами очень четкие реализации “Ссоры” и “Боя с войском”, с той лишь разницей, что их взаиморасположение – обратное относительно привычного: ссора эпического государя с лучшим из героев является следствием боя с войском. Подобное нам встретится в дальнейшем – таков Ренуар из жесты Гильома Оранжского (см. четвертую главу), который представляет собой другой тип “младшего героя”.
Таким образом, и структура сюжета, и отчасти идейная коллизия былины о Сухмане соответствует сказаниям о “младшем герое”. При этом устойчивость сюжета былины не позволяет предполагать, что из повествования “выпал” какой-либо другой богатырь: здесь клише, связанное с сильным “младшим героем”, служит основой для рассказа о конфликте князя и богатыря.
Глава III
СЛАБЫЙ "МЛАДШИЙ ГЕРОЙ"
Рассмотренные в предыдущей главе "младшие герои" были и силой, и ролью в сюжете соизмеримы с главным. Однако так бывает далеко не всегда. Гораздо чаще в повествование вводится персонаж, сюжетная функция которого - оттенить силу главного героя. Такой персонаж (его иногда даже нельзя назвать собственно "героем") в принципе не способен совершить подвиг, на который выходит главный богатырь. В тех случаях, когда он всё же пытается сделать это и терпит неудачу, мы будем говорить о нем как о ложном герое. В тех случаях, когда он гибнет вместо главного героя, мы будем говорить о нем как о заместительной жертве. Разумеется, ложный герой может быть заместительной жертвой, хотя это и не обязательно. Однако всё многообразие слабых "младших героев" отнюдь не сводится к этим типам.
Начнем с богатырей-неудачников. В этой роли могут выступать как периферийные персонажи эпоса, так и центральные, например, Добрыня. Появление его в столь непривлекательной эпизодической роли не умаляет собственных достоинств богатыря - оно лишь подчеркивает трудность задачи, выпавшей Илье Муромцу. Сюда как нельзя более подходят слова Ю.А. Новикова о былинных богатырях: "В момент исполнения былины для певца словно не существует... других богатырей - всё внимание сконцентрировано на деяниях главного героя данной песни, ему отдан приоритет во всем... Свою задачу он <сказитель> видит в том, чтобы прославить героя этой конкретной старины" [Новиков. С. 62-63]. (Кстати, то же отмечено и относительно могущества ведических богов - в каждом гимне бог, которому этот гимн посвящен, выступает как сильнейший изо всех. См.: [Елизаренкова. С. 665]).
Ярким примером этого является завязка былины о Сокольнике. В подавляющем большинстве записей песни начинается с того, что на заставе стоят несколько богатырей и, когда ночью границу нарушает неизвестный витязь (Сокольник), Илья Муромец долго выбирает, кого послать вдогон нарушителю. Выбор падает на Добрыню, причем в некоторых вариантах его посылают одолеть незнакомца, а в других - только выяснить, кто он. Практически во всех случаях миссия Добрыни оканчивается неудачно.
Основные варианты этого сюжета таковы. Сокольник требует поединщика, Илья посылает Добрыню, но от крика врага у Добрыни падает конь (Рыбн. № 80, 49-61; Рыбн. № 199, 14-16; Григ. № 2, 44-91). Иногда сказители прямо-таки беспощадны к Добрыне - подробно описывается, как Сокольник отлупил его (Онч. № 1, 163-187; Аст. № 2, 85-150; Аст. № 57, 72-89; Аст. № 70, 47-65; Аст. № 87, 92-103). Иногда, напротив, спасая честь Добрыни, сказители обрекают на позорное поражение Алешу или некоего Микиту (Григ. № 8, 12-40; Аст. №79, 34-54). В большинстве архангельских былин Добрыню (иногда прежде него - Алешу) Илья посылает не биться, а выяснить, кто нарушил границу и с какой целью (Григ. № 288, 200-245; Григ. №299, 125-142; Григ. № 308, 41-138; Григ. № 320; Григ. №336; Григ. № 368, 96-156; Григ. № 392, 62-91; Григ. № 396, 32-100; Григ. № 417, 77-146, то же в Аст. № 40). Однако для нас важнее те варианты, где конь богатыря уцелевает и Добрыня спасается бегством (Рыбн. № 5, 53-76; Гильф. № 77; Гильф. № 246, 13-47; Аст. № 11, 165-177; Аст. № 20, 60-67) - иногда прежде него отступает Алеша. Еще показательнее те записи, когда Добрыня вообще не решается выйти на бой (Рыбн. № 177, 50-63; Гильф. № 219; Гильф. № 226; Гильф. № 233), говоря, что этот богатырь "не мне чета и не мне верста", "что его храбра поездка молодецкая" (Рыбн. № 177, 59). На наш взгляд, последний вариант наиболее ярко подчеркивает неспособность Добрыни одолеть Сокольника - богатырь даже не пытается вступить в схватку, а это хуже, чем потерпеть поражение. Так Добрыня предстает в этой былине однозначно слабым героем.