Тот оглянулся, продемонстрировав на лице выражение ужаса, и постарался ускориться. Куда там! Я мог бы добраться до него одним секундным рывком. Но отчего-то медлил. Слишком глупым было поведение стрелка. Подкараулить в пустыне функцию, подстрелить ее, а потом броситься бежать. Что-то мне говорило, что использующие такую тактику охотники должны были погибнуть в первые часы после вторжения.
Вместо погони за снайпером, я присел за торчащий из земли камень, прежде служивший ему укрытием, и огляделся. Почти сразу обнаружил еще троих человек. Они заняли позиции по пути следования стрелка. Так, чтобы с нескольких сторон обстрелять того, кто бросится за ним.
Засада. Что ж, это уже умнее. И вряд ли я обнаружил всех ее участников. Четверо на одного сработало, будь противник вояк человек. А они явно охотились на функцию. И до сих пор были живы.
— Я вас вижу! — крикнул я, не покидая укрытия. — Хотел бы убить, уже бы убил. Давайте поговорим. Я не враг.
После того, как я повторил обращение еще пару раз, а говорил я на английском, по камню начали стрелять. Грамотно, экономными очередями, и с разных сторон. Огонь на подавление. Если я правильно помню все проглоченные еще в Новосибирске тактические наставления, то сейчас ко мне приближается на дистанцию уверенного броска гранаты гренадер. Один, а может даже и несколько. Шум их шагов я услышать не смогу, их заглушает постоянная стрельба.
Когда начинается схватка, я перестаю тупить и допускать ошибки. Прежний Ванька, с его нелепыми, совершенно детскими воззрениями, прячется в домик, а на первый план выходит Охотник. Мое альтер-эго, доставшееся по случаю от инопланетного вторженца. Специалист по всем видам боя, выживанию и убийствам. Ликвидатор. Функция, заточенная на уничтожение ошибочных мутаций. И особо докучливых людей.
Ничего красивого или зрелищного я не делал. Не совершал фантастических прыжков, не крутил сальтуху, и не бил ногой с разворота. Я просто очень быстро двигался. Настолько, что бойцы, засевшие на своих огневых точках, не успевали доворачивать стволы за тенью, в которую я превратился.
Нырком покинув укрытие, успел отметить, что с догадкой про гренадеров был прав. На место, где я только что прятался, упало сразу три ребристых кругляша. Но когда они взорвались, я уже находился далеко. За спиной одного из камуфлированных, которого я принял за командира этого пустынного воинства. Одной рукой обхватив его корпус, блокируя любой движение, а другой поглаживал нервно дергающийся кадык его же ножем.
— Давайте поговорим, парни! — крикнул я, снова используя английский. — У меня нет причин вас резать.
Причины, вообще-то были. Целых три: в ноге и еще по одной в каждом плече. Но раны уже затянулись, так что я мог себе позволить их великодушно игнорировать.
На меня смотрела полтора десятка стволов. Блин, а ребята умеют прятаться! И, главное, где? Тут же пустыня, мать её! Сковородка с очень небольшим количеством укрытий!
Все в одинаковом комуфляже песчаной расцветки, с выкрашенными в тот же цвет штурмовыми винтовками причудливой формы — я не сразу опознал французские «Famas». С очень серьезными лицами профессионалов, одинаково готовых убивать и умирать. Плохо, блин! Такие могут и по своему палить, чтобы убить врага. Вот тот снайпер, например, который трижды меня подстрелил, сейчас целился мне в голову.
Пленник дернулся, оцарапав себе шею, и что-то гортанно выкрикнул. Смысла я не понял, хотя и узнал язык. Просто французский не был человеку родным и говорил он на нем так, как тайцы на английском — вроде и слова знакомые, но поймешь не вдруг.
— Не надо убивать своего, чтобы добраться до меня! — на таком же корявом французском, как и у пленника, крикнул я. В голове у меня хранилось множество языков, вот работать над произношением времени не было. — Я действительно не враг. Но если вы сейчас мозги не включите, мне придется вас убить! А потом буду переживать.
Бойцы молчали. Ситуация становилась все напряженнее. Не выдержав, я выматерился и тут же услышал от одного из солдатов:
— Ты русский, что ли?
На великом и могучем, если что.
— Таги-и-ил! — с наносной придурью отозвался я.
Мужик мне не ответил, но зато дал знак своим товарищам опустить оружие. И они его опустили. Градуса, где-то, на три.
— Кто ты такой? — сново спросил боец.
Теперь, когда мы начали разговаривать, я смог его разглядеть. Среднего роста, худощавый, с лицом измазанным серой и коричневой краской. С холодными серыми глазами. Матерый волчара лет тридцати-тридцати пяти.