Я не дал им времени прийти в себя. Коротко ударил олигарха в шею, ломая гортань. Перешагнул через хрипящее тело, которое ещё не успело понять, что умерло. И таким же образом расправился с быками. Затем вернулся к супруге олигарха и сломал ей шею.
Внутри ничего даже не дрогнуло. Не было ни гнева, ни сожалений, ни стыда. Недавний студент последнего курса убил четырёх человек, не испытывая никаких эмоций. Мне прежнему стало бы страшно, я нынешний осмотрел побоище и удовлетворенно кивнул.
Да, уже без вариантов, я именно то самое чудовище, которое показывали камеры наблюдения. Хладнокровный убийца. Разница между мной сегодняшним и тем, двухнедельной давности, в том, что сейчас я всё делаю в сознании. Без отговорок типа потери памяти.
Но, если рассуждать логически, какие у меня были варианты? Оставлять это гнездо ку-клукс-клана и бежать? Прятаться и от них, и от полиции? Нет уж! Дела нужно было доводить до конца, а скрываться, оставляя за спиной разъярённых мстителей, благодарю покорно! И так слишком всё сложно.
Однако ещё два человека были живы. Без сознания, но их я почему-то не убил. Охотник оглушил их, хотя с той же лёгкостью мог бы и замочить. Причём если уж рассуждать его же категориями, то именно Костлявый с Палычем казались тут самыми опасными противниками. Логично было расправиться с ними подобным же образом.
Но я знал, почему поступил так, а не иначе. Это было моё решение, моё — не Охотника. Телохранители не желали мне смерти. Убили бы, получив приказ или обороняясь, — без вариантов. Выполняя свою работу. Да, они служили бывшему бандиту и его жене-психопатке, но кто в этом гараже без греха? Разве что Люська.
Я же, внутренне протестуя против той сущности, которой становлюсь, решил проявить… нет, не милосердие, здравый смысл. Не стал убивать оружие, отдал Охотнику приказ обезвредить телохранителей, но оставить живыми. И моя боевая ипостась его приняла. Что само по себе безумно радовало! Всё-таки я ей управляю, а не наоборот.
Присев рядом с крепышом, похлопал его по карманам и нашел ключ от наручников. Снял оковы, после чего пару раз хлестко ударил его по щеке открытой ладонью. Дождался, когда в открывшихся глазах мужчины появится осознанное выражение и спросил:
— Мы закончили?
Он умудрился из своего не самого удобного положения окинуть взглядом гараж и сразу всё понять. Вернул взгляд на меня и кивнул.
— Глупостей в виде мести за погибших работодателей не будет?
Отрицательное качание головой.
— Хорошо. С этим, — кивок на Костлявого, — проблем не предвидится?
Снова отрицание.
— Тогда вставай. Напарника в наручники, а сам меня проводишь.
Интерлюдия
Антонина Ланская терпеть не могла, когда её имя сокращали до Тони. Слышалось ей в этом что-то деревенское, словно она не дочь одного из самых влиятельных людей города, не «новус» в третьем поколении, а какая-то доярка из Усть-Ивановки. И, словно желая вывести её из себя, именно так её и называли все старшие родственники.
День и без того выдался тяжёлым, нервным. Переговоры с инвесторами, встреча с политическим бомондом, пара часов очень напряжённой игры на бирже — всё это не добавляло желания вести разговоры со старшим поколением. К тому же в желудке у девушки урчало уже так громко, что это становилось неприличным.
И ведь именно в этот момент, стоило ей только припарковать новенький «Ровер» и собраться зайти в круглосуточный магазин у дома, ожило чёрное зеркало телефона! Как по заказу!
Звонил дед. Нажав кнопку приёма, Антонина несколько секунд слушала… нет, не вопросы о здоровье и не старческое нытье соскучившегося родственника. До ее сведения доводили приказ о необходимости срочно приехать в поместье.
Девушку это сразу же разозлило. Не желание семьи увидеться — она же не порвала контакты. Более того, именно ей доверили управление всеми финансовыми активами клана. Взбесил приказной тон деда. От которого за пару лет относительно свободной жизни она уже успела отвыкнуть.
От родных Антонина предпочитала находиться подальше. И не сказать, что не любила. Любила. Но издали. Особенно первое поколение, кажется, начавшее впадать в старческое слабоумие. Если такое, конечно, возможно у «новусов». Отца и его круг ещё можно было терпеть, но у первых все разговоры были об избранности и предназначении!.. А такое не каждому под силу выдержать.