– Катализатором – который нельзя использовать без физиологического фона.
Усмехнувшись, Минотавр обернулся:
– И правда. Как в древние-добрые.
Про катализатор он заговорил год назад, после четвертой перезагрузки. То есть реавторизации Дедала – так это называлось по-правильному, но я всю жизнь понимал Минотавра через слово, приходилось додумывать. Не могу сказать, что к тому времени у нас не было успехов. Ариадна сама передвигалась, все осознавала и запоминала, ей даже подняли старые права (а у меня после уничижительных замечаний на эту тему иссякли последние отмазки от автошколы). Но в анализах все оставалось прежним. Восстанавливались знания и навыки и то, что я мог бы назвать привычками, если бы знал Ариадну до, но физиологически процесс не сдвинулся ни на показатель. Разум возвращался. Тело оставалось в коме. Тогда Минотавр сказал: нужен рывок. Мару сказал: нужно поспать. Я ничего не сказал, пытаясь понять, как работать быстрее.
– Прости, – не выдержал я.
Минотавр вздрогнул:
– Ты чего?
Самым трудным в моей части работы было не зацикливаться на ее бесполезности. Принять как данность, что, насколько бы тщательно я ни запитывал еженощно сигнатуры Ариадны от своих, в конце придет Дедал и все снесет. Снова. Неважно, сколько времени занимал весь массив: полгода, как в первый раз, или два-три месяца, как сейчас, – главным было то, какая часть массива переживала Дедала. Штуки. Крохотные горсточки. Это беспокоило Минотавра все сильнее.
– Ты отлично справляешься, – сказал он. – Дедал дал Ариадне второй шанс, а ты третий. Да, процесс не быстрый, как хотелось, но с каждой реавторизацией мы получаем все больше активных сигнатур. Может, пройдет еще год или пять, но я уверен: однажды Дедал снова все разрушит, а Ариадна не заснет. Даже со всеми оговорками, вы – дубль-функция, а не какая-то там жалкая сумма. Плевать, что говорят. Два больше двух.
– А что говорят?
– Что-то говорят.
От этих дежа антандю у меня внутри все обрастало ссадинами.
Зазвонил его априкот. Минотавр отключил звук и перевернул экраном в стол.
– Утром, в семь, ее ждет Мару. С Кречет встречаемся в десять. Приходи к девяти, а лучше без пятнадцати или даже в восемь тридцать – из-за туристов в субботу там хрен припаркуешься. А, и кофе в каком-нибудь термосе прихвати. На обратном пути я бахну туда виски, так что твои необкатанные права тоже лишними не будут.
Он допил и, брякнув истончившимся льдом, указал на дверь:
– И да. Не говори с Ариадной об искре.
Я вздохнул, но больше ни о чем не спрашивал. Есть вещи, к которым привыкаешь единожды и на всю жизнь. К его тяжелому нраву. К безусловной, во многом пророческой правоте.
Лишь у двери я, наконец, почувствовал, как сильно, до одури голоден.
– Ты не скучаешь по тайне? – вдруг раздалось за спиной. – По тьме?
Я замер. Ладонь стыла от позолоченной ручки.
– По тьме, – повторил Минотавр, – потому что рядом с ней ярче свет?
Шесть–восемь лет назад я ответил бы не размышляя. Он посмеялся бы над сосредоточенным, но беспомощным выражением моего лица. Но ни тогда, ни вчера Минотавр не спросил бы того, что я услышал сегодня:
– В этом расколдованном, обладающем разумом мире, где наши жизни – лишь секунды его самопознания, ребенок… ты не скучаешь по богу?
Я обернулся. За антикварным столом, под скосом промышленно-коричневого неба стоял очень усталый человек. Он не выбирал царства и не способен был править, но все же делал это – ради нас.
– Поспи, – тихо попросил я. – Хотя бы чуть-чуть. А то, когда ты заводишь такие разговоры… я волнуюсь.
Минотавр усмехнулся. Он верно понял мой ответ.
– Разумеется, Миш. Спокойной ночи.
Он знал, что я знал: не поспит. У мальчика, который когда-то шутил о волках, было мало друзей и много сверхурочной работы.
Глава 2
Чудо-девочка
Мне нельзя было не есть. Нельзя было не спать. Нельзя было, чтобы тело, беспричинно уставая, попыталось сбросить балласт, как случалось в начале. Тогда нас обоих вырубало – ни с чего, на ровном месте. Затем Ариадну перестало, а я по-прежнему хлопался виском о раковину, если откладывал завтрак на обед, а сон на завтра, потому как, привыкнув к хронической усталости, ноющим мышцам, тупой боли в висках – иными словами, к нам – стал все чаще забывать об издержках.
– Это безответственно.
Я отодвинул пустую супницу и пообещал:
– В следующий раз поем по первому же напоминанию.
Ариадна сидела напротив и следила сразу за несколькими телевизорами, развешанными по стенам паба. Ее пальцы по неизвестной мне памяти крутили длинный пакетик с сахаром.