Я опустил взгляд на контейнер в её руке. Сбоку темнела вмятина, по пальцам текла кровь. Собираясь в ложбинках ребристой крышки, она напоминала мне – а вот Ариадне вряд ли – что её тело по-прежнему было живым.
– Ты ранена, – я кивком указал на ее кисть.
Она опустила голову, выкрутила локоть, чтобы осмотреть повреждения, и мою руку снова прошибло током.
– Не надо… – поморщился я.
– Извини, – в тысячный раз сказала Ариадна, перехватив контейнер здоровой рукой. – Я забыла о нем. Вероятно, задело машиной.
Охранник захлопнул водительскую дверь и что-то просигналил напарнику на пальцах. Взгляд того стал пугающе нечитаемым.
– Ты права, – выдохнул я. – Надо идти.
Мы двинулись к выходу за спинами растерянных посетителей. Короткого белого пиджака и алхимического цвета волос среди них не было. На выходе Ариадна придержала мне дверь. Я стер со стекла ее кровь и в последний раз обернулся.
Лишь у пассаты, припаркованной под буро-розовыми кленами, я замедлился. За холмом вздымались звуки сирен.
– Как ты поняла, что он не остановится?
Ариадна щелкнула сигнализацией. Автомобиль вспыхнул лисьими прорезями фар.
– Он проигнорировал скоростное ограничение.
В пассате было сухо и тепло – остыть она не успела. Поставив контейнер между сиденьями, Ариадна распотрошила пачку салфеток и принялась вытирать кровь.
– Но люди постоянно превышают скорость, – сказал я.
– И разбиваются, – ответила Ариадна.
Каждый ее бесчувственный жест отзывался в моем локте такой болью, что некоторое время я лишь оцепенело следил за водными дорожками на лобовом стекле. Капли встречались, сливались, расходились, искрясь в свете двухглавых фонарей.
– Извини, – сказала Ариадна в тысяча первый раз.
– Всё хорошо. – Я вымучил улыбку. – Завтра заживет.
И хотя мы никогда об этом не говорили, я знал: она не понимала, что со мной не так.
Проснувшись два года назад, Ариадна увидела меня первый раз в жизни, но ни тогда, ни сейчас не задала самый очевидный вопрос: какого черта?
Не могла.
Не хотела.
Ей было все равно.
Кровь на скомканных салфетках казалась налетом ржавчины. Ариадна затолкала их между кресел и включила двигатель.
– Что думаешь? – спросил я, проверяя на панели заряд аккумулятора.
Вытянув ремень безопасности, она задержалась взглядом на зеркале заднего вида и сказала:
– Его жена будет недовольна.
Из-за того, что нам пришлось заехать на подзарядку, повсюду перестало хватать пяти минут. Мы не проскочили перед аварией, потеряли время на объезд, попали под сломанный светофор, и гудящие пятничные пробки сомкнулись вокруг, как океанские воды над батискафом. Дорога в двадцать минут растянулась на полтора часа. Все это время Минотавр не брал трубку.
– Шоколадки в бардачке, – напомнила Ариадна.
– Спасибо, – пробормотал я, не открывая глаз. – Потерплю до ужина.
Когда она вывела пассату на прилегающий к лабиринту переулок, произошедшее в галерее уже казалось вчерашним днем. За двоих тело затекло так, что я почти не чувствовал больную руку. Но на парковке во внутреннем дворе меня все же кольнуло смутной тревогой. В ряду одинаковых пассат, через три от нашей, стоял Минотавров саннстран-фьорд. Он множил тени и напоминал громоздкое чудище, охранявшее выгул серебристых нимф. У Яна Обержина был точно такой же.
В прихожей я направился к ближайшему шкафу. Ариадна прошла к тем, что подальше. Раздеваясь, я пытался понять, из арки какой гостиной доносились голоса и лязганье столовых приборов. Судя по всему, Куница опять ужинала с новичками перед телевизором. Через секунду (кажется, из правой) послышался её раскатистый, почти оперный хохот:
– Понятия не имею, когда лабиринт начнет слушаться вас. Мои записи, как и ваше обучение, – удачный способ занять себя между двумя бутылками «Шарло Померло», а вовсе не испытательный полигон, после которого вам откроются все двери. Но у вас же нормальный периметр, чего вам не хватает? Куда отвести?
– Да не, – послышался флегматичный женский голос. – Периметр норм. Мы просто не поняли прикол с Томкой…
– Ага, – еще ленивее ему вторил мужской. – Только появилась, а лаб ее уже к Минотавру пустил…
Куница рассмеялась. Она всегда смеялась. Этому невозможно было противостоять.
– Цветик появилась давно. А заметили вы ее вдруг, потому что она стала дубль-функцией Виктора. В дубле все маркеры и связи кладутся в одну корзину. Поэтому лаб считает ее за него, а его за нее, а Вик с нами лет пятнадцать, наверное. Но вы о дубле даже не мечтайте, отверженные мои. В этом вопросе Минотавр исчерпал квоты благодушия на жизнь вперед.