– Идем, Миш, – он прошел мимо. – У нас не так много времени, прежде чем подойдут остальные.
Мару поравнялся с Ольгой, предложил ей чаю, а, получив угрюмый разворот и раздраженную тяжелую спину вместо ответа, умиротворенно проследовал в мансарду.
Дышать внутри было нечестно легко. Под засвеченным скосом неба стоял разобранный дочиста стол. От привычных курганов на нем остались лишь стопки выцветших бумажных документов, которым, думалось мне, следовало быть в архивных сейфах уже лет пятьдесят.
Я прошел к пустому комоду. Ариадна осталась у закрытой двери. Ольга вытолкнула из рамы тяжелое мансардное окно, впуская дождь, и спросила:
– Сколько?
Мару стоял рядом с креслом и что-то листал в планшете.
– Девять.
Я настороженно переводил взгляд, пытаясь понять, о чем речь, но Ариадна меня опередила:
– Из нас всего девять человек могут попасть к Минотавру?
– Так сказал Дедал, – Мару кивнул. – С преемниками он пообщительнее будет.
– Значит, – продолжила Ариадна. – Только девять человек могли провести эту девушку.
Он кивнул. Меня смутило, с какой легкостью это стало частью его мира тоже.
– И ты запрещаешь мне допросить из наших всего девять человек? – возмутилась Ольга. – Да из них половина – дубль-функции.
– Запре?.. Олья! – удивился Мару. – Я ничего не могу тебе запретить. Я лишь прошу не затягивать узлы, которые еще можно распутать. Мы должны быть осторожными, чтобы помочь Минотавру.
– Я умею задавать правильные вопросы.
– Что, если кто-то умеет на них отвечать?
Она помрачнела:
– О чем ты?
Мару улыбнулся:
– Ты не даешь шанса забыть, как работают твои маленькие демонические надзиратели. Неужели ты всерьез думаешь, кто-то не учел, что первым делом у нас будет допрос в закрытой комнате?
– И? – упрямо не понимала Ольга.
Он терпеливо заблокировал планшет.
– Да, ложь – техническая противоположность истины. Но не все, что не равно истине, равно лжи. Есть еще вымысел. Он не истинен и не ложен – его просто не с чем соотнести. Поэтому, кстати, Сцилла не спойлерит тебе сериалы. Еще есть ответы вопросом на вопрос. Их тоже…
– Знаю! – рявкнула Ольга. – Я все это знаю, не учи меня! То, о чем я собираюсь спрашивать, реально! И однозначно! И произошло прямо здесь, на реальном пороге реальной комнаты!
– Мне нравятся твои ноги, – вздохнул на это Мару.
Это была ложь. По многим причинам. Даже я понял, бесконечно далекий от того, чтобы соображать в числе первых. Но Сцилла молчала. Ольга отдернулась:
– Хам!
Мару откашлялся.
– Все потому, что ты не ходишь с нами на пляж.
– Но как? – растерялся я. – У Минотавра ни разу не получалось.
Ольга цыкнула. Мару это развеселило.
– Я не такой гордый.
Он примирительно покосился. Ольга мрачно повторила:
– Хам, – и, подумав, добавила: – Не гордый, но хам, – и еще сказала: – Ты дурнеешь, когда проводишь с ним много времени.
Мару согласился по всем пунктам.
– И? – Ольга сцепила руки на груди.
Он безмятежно улыбнулся.
– Я способен оценить только те ноги, какие видел без одежды. Такое уж у меня недоверчивое воображение. До того я могу представить любые ноги, примерить их к тебе, сказать об этой конструкции правду или солгать – но это не будет иметь отношения к объективной истине. А вот если Михаэль скажет, что ему нравятся твои ноги…
– О нет-нет! – Я поспешно вскинул руки. – Не втягивай меня в это!
Мару рассмеялся, Ольга фыркнула. Дождь вдыхал в бумаги на столе тихую шелестящую жизнь. Я вдруг подумал, что, может, он все делал правильно; может, нам стоило отвлечься от подозрений и вести себя как всегда.
Затем я подумал: вдруг это он. Что, если, зная каждого, Мару намеренно подвел Ольгу к тому, чтобы она – чтобы она не.
Я отвел взгляд. Если до вечера мне не удастся понять, как читать амальгаму, меня сожрут не столько подозрения, сколько мучительный стыд за них.
В дверь постучали.
– Вот же… – пробормотал Мару. – А я хотел об Охре-Дей еще пару слов…
Имя это, слишком наружное, чтобы вдруг прозвучать сейчас, подковырнуло меня с какого-то другого края. Но прочувствовать я не успел. Ольга водрузила ладони на громоздкую спинку Минотаврова кресла и сказала:
– Пусть. Нам нечего скрывать.
Ариадна открыла дверь. Я увидел широко зевающую Куницу. В многослойном ансамбле из хлопкового платья и тяжелого атласного халата поверх она напоминала актрису из середины прошлого века, приехавшую на минеральные воды лечиться от нервного срыва. На треть отпитая бутылка вина художественно завершала образ. Куница держала ее цепко, на весу, как только что убитую курицу.