– Послушайте, я… я не знаю, насколько вы понимаете, что происходит. Очевидно… понимаете, раз все так, но… Эти штуки внутри вас… Они тоже живые. Они убивают то, что убивает вас, но не так, как оно убивало вас раньше. Вы можете умереть. Ваш энтроп больше не сможет это контролировать…
Молодая женщина посмеялась:
– Контроль – в принципе не его сильная сторона.
– Но… ради чего?
Бессмысленнее, чем спрашивать вот так, было бы добавить пожалуйста.
Я снова поглядел на нее, теперь без уджата. Ее лицо было серым и припухшим, как мертвый моллюск. Но черты, но мышечные линии, из которых сплетались выражения, – сейчас это была снисходительная улыбка: в смысле ради чего? – не потеряли вчерашней телегеничности. Что-то в ней было сильнее боли.
– Кто открыл вам дверь? – выдохнул я.
– Никто, – продолжала улыбаться женщина, но не глазами. Из них на меня смотрел чуткий, выжидающий зверь. – Веришь?
Я бессильно отвернулся.
– Где пистолет?
– М?
– Вы стреляли в энтропа. Из пистолета. Где он?
Она усмехнулась.
– А ты без магического глазика приуныл, или мне показалось?
Нет, смотрел я в кресло перед собой. Не показалось. Я знал, что уджат мне не поможет. Я больше не хотел видеть ее так.
– Почему он не умер?
– Кто?
– Симбионт. Ваш спутник. Вы же пытались убить его.
Не-смотрительница вздохнула:
– Что сказать… Паразиты живучи.
– Тогда почему… вы не стреляли в Минотавра? Его вы убили бы точно.
– О-о-о, – понизила голос она. – Ты сам ответил на свой вопрос.
В начале вагона послышался шум. Но не такой, как если бы там что-то происходило особенное, – просто места стало меньше, а людей больше. Я выглянул в проход. Мужчина с женщиной в темной униформе проверяли билеты. Я только-только запретил себе нервничать – наверняка это была обычная процедура в пригородных поездах – как вдруг не-смотрительница перемахнула на кресло рядом со мной. И прежде, чем мне в голову пришла хоть какая-то логичная мысль – например, что она хочет бежать – я почувствовал ее ладонь в своей ладони, ее грудь на своем локте, ее ногу вдоль своей ноги.
– Не рыпайся, – прошелестела она мне на ухо. – А то завизжу.
– Зачем?!
– Хочу посмотреть, как ты будешь объяснять взрослым дядям и тетям, почему у твоей спутницы разбито лицо.
Я попытался выдернуть руку. Не-смотрительница вонзила ногти мне в ладонь.
– И… что вам это даст?
– Хорошее настроение.
Оторопев, я снова уставился в проход. Считывая билеты ручным валидатором, мужчина с женщиной обсуждали, кажется, погоду. Из-за высоких спинок я не видел, сколько до нас оставалось пассажиров. Но попытался вспомнить: трое? семь? Уджат на мгновение вспыхнул. Шесть.
– …прислал видео, там раскололо триста метров променада. А это полтора часа езды. Значит, и нас вот-вот накроет.
– Прошу, ваш билетик… А разве завтра не поднимают волноломы?
– Ну, это да, но ты сама их видела? Древнючие, как моя литовская бабка. А ведь ее в Сибирь раскулачивали. Не девочкой причем.
Не-смотрительница плотно обвилась вокруг моего локтя.
– Вы устроите сцену, что бы я ни делал? – выдавил я.
– Конечно. Это суть игры.
– Но вы в любом случае победите…
– Это. Суть. Игры.
Она закинула ногу на ногу, демонстрируя разбитое колено. Оно замыкало тройку правдоподобных декораций – вкупе с грязным платьем и синеющей скулой.
Я запаниковал. Я и представить не мог, что будет, когда до нас дойдут.
– Доброе утро… билеты, пожалуйста.
– Спасибо… хорошей поездки.
Думай.
– Билетик…
– Спасибо…
Думай!
– Билетик…
– Спасибо…
Да не о ней думай, господи!
– Билетик, малой.
Передо мной раскрылась ладонь. Я увидел часы под ослепительно-белой манжетой, выбивавшейся из рукава бежевого пальто. Я не сомневался, оно было кашемировым, потому что выглядело так же, как звучало: тканным золотом. Как то, с чего не отстирывалась кровь.
Я сунул билет в руку и только тогда поднял голову, но симбионт уже отвернулся. Кашемировая спина закрыла нас от проверяющих, так что я мог только слушать – и, конечно, слушал – как он первым поприветствовал их, как затянулась пауза после обмена любезностями, потому что не на каждой работе можно встретить человека с повязкой на глазу, как у принца. Втроем, за проверкой билетов, они продолжали говорить о грядущем шторме, а я все смотрел, слушал и думал, что, если что-то пойдет не так, и проверяющие обратят внимание на молодую женщину, неприятности будут уже у них. Как в кино, когда не вовремя зашедшие за солью соседи замечали за диваном окровавленную туфлю.