О, удивился я, поворачиваясь: все-таки заметила.
– Почему?
– У нас срочное дело.
– Уверен, Фицу нужно всего пару минут.
Я знал, Минотавр обращался с близнецами на свой привычный, непредсказуемый ни по каким звездам лад. Я тоже проходил через это. Так что Фиц мог ждать под дверью несколько часов, даже если соглашался на пять минут, – близнецы почитали Минотавра по всем канонам прошлой жизни. И небезосновательно. Они были единственными, кто совершил перестановку функций в обратном порядке: сначала Минотавр привез их к нам, и лишь затем, спустя время, Дедал нашел, за кого. Краем уха я слышал, что в момент их первой встречи они будто бы собирались прыгать с моста; будто бы ему, проходящему мимо, оказалось до этого какое-то дело. Неправдоподобность второй части автоматически обнуляла первую, однако в том, что Минотавр спас их от чего-то худшего, чем плутания по местным коридорам, мы не сомневались. Он даже не замечал, как часто этим пользовался.
– К тому же, – добавил я, – уверен, Минотавр давно в курсе, что Обержин мертв.
У Фица на полке что-то упало.
– Как – мертв?
– В новостях сказали, но… Погоди. Ты знаешь, кто это?
Фиц поглядел на меня, как на плохого шутника, но объясниться не успел. Золотая дверь распахнулась. В галерею вывалил сквозняк. За ним – сырое табачное марево, и Минотавр предстал перед нами в привычном амплуа: с пустым бокалом, трехдневной щетиной и взглядом гробовщика, работаюшего на опережение. Он выглядел еще вымотаннее, чем до нашего отъезда, а из-за сигаретного дыма и подземельных сумерек мансарды светло-серые, не знавшие отдыха глаза казались совсем прозрачными, как дымка в небе.
– Михаэль, – Минотавр удовлетворенно снял с меня мерки. – Ариадна. А вот ты как раз кстати.
Фиц тут же подался к нему.
– Обержин мертв.
Минотавр и бровью не повел.
– Бывает.
Из-за его плеча показалась девушка в линялом дождевике. Он был ей так велик, что походил на туристическую палатку. Минотавр проследил за моим взглядом и хохотнул – он обладал зверским, но крайне извращенным чутьем на то, кто, зачем и на кого смотрел.
– Подглядывание в чужие окна свидетельствует о крайней степени одиночества, ребенок.
– Это дверь, – нашелся я. – Открытая дверь.
Девушка вышла на свет. У нее были тяжелые, как листы платины, белые волосы и совершенно пустое лицо. В нем ничего не привлекало, не выделялось, кроме, пожалуй, черных птичьих глаз. Но даже и они не смотрели – просто были.
Минотавр рывком расправил нейлоновый капюшон. Тень хлынула незнакомке на лицо, обращая его к полу.
– Фиц, выведи мою таинственную гостью во внутренний двор, и, – его голос недвусмысленно обострился, – спокойной ночи.
Тот встрепенулся:
– Нет, погоди, нам надо…
– Отдохнуть, – перебил Минотавр. – Ты прав. Нам всем следует хорошенько выспаться.
Фиц скользнул по мне умоляющим взглядом. Я сочувственно покачал головой. Слухи о моем влиянии на Минотавра были сильно преувеличены. Отговаривать, упрашивать, вразумлять его было все равно что стрелять по солнцу.
– Перфаворе. – Тот вздернул бровь. – Ну.
Фиц сдался и молча кивнул.
Я поглядел платиновой девушке вслед. Она казалась странной, но не более. Вероятно, она даже не была человеком, но это считалось нормальным среди Минотавровых гостей. Лишь когда вдалеке захлопнулась дверь, он устало посерьезнел и шагнул к Ариадне. Та отвела контейнер за спину.
– Почему ты не отвечал?
Минотавр пожал плечами.
– Понятия не имею, где смартфон.
– Это не так, – сказала она.
– Это не так, – согласился он.
Они смотрели друг на друга вплотную, бесстрастно. Я был уверен, что Минотавр ее передразнивал.
– Отдай контейнер, – вкрадчиво попросил он. – Или уж обнимай. А то пауза начинает быть томной.
Я вздохнул и первым зашел внутрь.
В библиографию Хемингуэя на комоде идейно вписывались две ополовиненные бутылки: односолодовый «Приятель из Бригадуна», коллекционный «Генрих Восьмой» (выпуск с Анной Болейн). Еще ведерко со льдом и графин, полный апельсиновой кожуры, – классический Минотавров натюрморт был освещен одиноким торшером в углу комнаты и парой настольных ламп, плотно обклеенных стикерами. Других источников света в мансарде не водилось.
То, что Минотавру нужен был отдых, я понял еще до отъезда. По тому, как он поставил контейнер перед нами, а нас перед фактом – заливая кофе вискарем. Не-могли-бы-вы, часок-туда-обратно, сущий-пустяк; только радиационный фон вокруг него рос пропорционально уровню алкоголя в стакане. Обычно это значило, что силы у Минотавра закончились, а предыдущий день еще нет.