— Мне приснился кошмар, — объяснила она. — Я проснулась и решила выйти подышать воздухом. И заснула здесь.
— Такое у вас часто или это первый раз?
— Мне снится всякое с того дня, — ответила Элиза, опустив голову еще ниже. — Но это мелочи.
— Я дам вам снотворное, — сказал Александр. Элиза отрицательно замотала головой.
— Не надо! — выпалила она и испугалась эха от собственного голоса. — То есть… Я даже после чая с розами весь день ходила как в тумане и потом ничего о нем не помнила, а тут снотворное.
Лицо барона приобрело странное выражение, от которого Элизе сделалось неуютно. Что-то во всей ситуации ощущалось неправильным, будь то неестественный свет луны, заливавший пустой зал, или журчание воды, или что-то не то было в самом бароне. В слабом свете его лицо казалось сделанным из камня с бледно-голубым отливом, какого не существует на земле. Чем дольше Элиза смотрела, тем сильнее он напоминал ей жуткую хищную птицу, как та орлиная морда на набалдашнике его трости.
— Сейчас от снотворного не будет никакого толка, — сказал Александр. — Но на ночь — будьте добры выпить. Я не собираюсь каждую ночь вылавливать вас из фонтана.
— Как прикажете, — пробормотала Элиза. — А сколько сейчас времени?
— Четыре часа после полуночи.
Она задумалась. Спать ей оставалось меньше двух часов, поэтому особого смысла ложиться сейчас не было. Она или проспала бы, или проснулась еще более разбитой, чем сейчас. Заниматься какими-либо делами тоже было еще слишком рано. Элиза взглянула на барона. Пусть он и был одет в ночной халат, тоже красный, как дневная одежда, он вовсе не выглядел сонным. Ей хотелось спросить, почему он сам в такое время ходит по замку, но что-то подсказывало, что ответ ей не понравится.
— Если позволите, — она присела в поклоне. — Я пойду обратно к себе.
— Идите.
Александр проводил ее взглядом. Элиза проскользнула в свою комнату и первым делом распахнула окно. Может быть, ей стало плохо из-за духоты. Она никогда раньше не жаловалась на свою голову, но сейчас чувствовала себя так, будто сходила с ума. И жуткие кошмары, — разные, но в то же время одинаковые, — и сам замок, нависающий сверху тяжелой каменной глыбой, где все было неправильным, и барон, который то целый проводил в кабинете и выходил мрачнее тучи, то, смеясь, читал наизусть стихи, все это, как сумасшедший хоровод, кружилось вокруг и грозилось утянуть ее за собой, если уже не утянуло.
Дни, словно подернутые дымкой, проходили скучно и однообразно. С утра до вечера Элиза, как неприкаянное привидение, бродила по замку, выполняя работу, вызывавшую только усталость и раздражение, а когда темнело — не знала, куда себя деть. Неясная тревога, преследовавшая ее с самой встречи с отцом, с наступлением вечера превращалась в настоящую панику, заставляя ее прятаться то в библиотеке, то в саду. Барон, которого она видела теперь всего несколько раз в день, ничего не имел против, но и вмешиваться не спешил.
Часы, издав громкое шипение, пробили шесть, вырвав ее из короткого тяжелого сна. Она не заметила, как задремала сидя. Начинался очередной день, который должен быть таким же, как предыдущие, и закончиться точно так же. Уже не задумываясь, она занималась утренней рутиной: приводила в порядок себя и замок, готовила завтрак, а затем — будила Александра, который, вопреки своей привычке опережать ее во всем, последние дни спал допоздна. Сам он оправдывался, что дело в пасмурной погоде, но после сегодняшней ночи Элиза начала понимать, в чем дело.
— Вы не заболели? — осведомился он после завтрака, когда Элиза убирала со стола. — С каждым днем вы выглядите все хуже и хуже.
— Нет, господин, — ответила Элиза. У нее ничего не болело и не было жара, а назвать усталость болезнью не поворачивался язык, но Александра такой ответ не устроил. Приподняв бровь, он смотрел на нее тяжелым взглядом, требуя честного ответа. — Мне… Нездоровится с того дня, но я не знаю, в чем дело. Все как будто… Я не знаю, как описать.
— Вы пережили несколько больших потрясений друг за другом, — заключил Александр тоном, как у врача. — Причина может быть в этом.
— И что мне делать?
— Не пренебрегать снотворным, — напомнил он о ночном разговоре. — Может быть, развеяться. Я бы предложил вам съездить в город вместе с Габриэлем. Он как раз должен приехать через пару дней.
Что-то подсказывало Элизе, что дело здесь не только в желании барона о ней позаботиться, но вслух говорить она об этом не стала. Небольшая прогулка действительно бы ей не повредила. Сколько бы она ни пыталась убедить себя, что теперь ее дом — замок Бренненбург, она все равно скучала по Альтштадту с его шумными грязными улицами, «Мельницей», и больше всего она скучала по семье и друзьям. Она даже не успела спросить у Габриэля, что происходило после ее побега и в порядке ли сестра и мать.
— Подумайте. Время еще есть.
— Я согласна, — кивнула она неуверенно. — Знаете, у меня еще давно появилась одна мысль, но я постоянно забывала вам сказать, да и не знала, согласитесь ли вы…
— Слушаю.
— Я видела во дворе заброшенные сараи, — начала Элиза издалека. — И, если бы вы разрешили, я бы могла завести там несколько куриц. Я умею за ними ухаживать, и… Еще давно я слышала, как Габриэль жалуется, что постоянно разбивает яйца по дороге, а в тот раз я еще и разозлилась и выкидывала все из повозки, и…
— Я понял, Элиза, — вздохнул барон. — Если считаете, что справитесь — пожалуйста. Возьмете с собой деньги и купите у кого-нибудь.
— Хорошо, — она закусила губу и тут же исправилась, но Александр все понял.
— Нет, вы не можете украсть их со своего двора, — он рассмеялся. — И я не читаю ваши мысли. Даже если бы я умел, у вас и без того все написано на лице.
Элиза, гневно покраснев, схватила грязные тарелки. Она не могла понять, почему, но от разговора с Александром ей как будто бы стало легче. Тревога пусть и не пропала полностью, но хотя бы притупилась, и Элиза могла погрузиться в размышления о предстоящей поездке. Ей хотелось сделать так много всего. И навестить семью, каким-то чудом не столкнувшись с отцом, и рассказать о замке, и, конечно же, узнать, что происходило после ее побега и что случилось тогда у ворот. Про поручение барона она тоже помнила и уже придумала, что по пути заедет к герру Бауэру. Он никогда не любил ее отца, а значит, будет только рад, если в замке будут жить куры с его двора.
— Я расскажу всем, что ты очень красивая, — шепнула Элиза Гертруде, когда набирала воды, чтобы полить цветы на подоконниках. — А если кто-нибудь будет спорить, то получит в лоб.
Замок как будто бы снова наполнился яркими красками, и даже оборванные гобелены с черными орлами смотрели на нее приветливо и казались не такими уж и жуткими. Элиза знала, что такой орел красуется и на гербе короля, и краем уха слышала о том, что барон состоит в ордене, названном в его честь, но никакого благоговения перед символом Пруссии она не испытывала. Для нее гобелены были не больше, чем грязными тряпками, которые она никак не возьмется постирать, а орел на них до ужаса напоминал петуха, который клевал ее в детстве. В одной из комнат, где ничего не было, кроме нескольких картин, камина и стола со стульями, Элиза заметила, что герб выложен тёмной плиткой прямо на полу. С тех пор, подметая, она старалась наступать только на него.
— Вы не уважаете Его Величество? — услышала она за спиной насмешливый голос, в котором звучала напускная строгость. — Или, может быть, Орден?