— Ты на меня еще сердишься? — спросил он неуверенно. Обида на самом деле давно прошла, но ей не хотелось, чтобы Габриэль отделался так легко.
— Конечно, — ответила она беззлобно. — Ты сначала чуть не угробил меня, а потом и господина барона.
— Я не виноват! Представь, если бы к тебе домой пришла толпа…
— Ко мне домой и так пришла толпа.
— К тебе пришла только половина! — он нервно дернул поводья, и Гром недовольно зафыркал. — Я нескольких человек отговорил, а остальные разбежались, как только в лесу волки завыли. И вообще…
— Что — вообще?
— Ты не представляешь вообще, что в городе потом творилось! — воскликнул Габриэль. — Барон чуть твоего папашу не пристрелил, он тебе не сказал?
— Нет.
«А жаль», — подумала Элиза про себя. Она думала, что Александр просто стрельнул в воздух, а оказывается…
— Интересно, что отец такого ляпнул, раз даже его вывел.
— Я не знаю, сам он это придумал или кто ему подсказал, но он выдал барону, будто бы он тебя держит насильно и вообще ты… Ну… — Габриэль замялся. Элиза почувствовала, как в груди собрался тяжелый комок.
— Что?
— Любовница его, — сказал верховой очень тихо. Элиза с силой сжала кулаки, чувствуя, как заливается краской. Ей одновременно сделалось и смешно, и мерзко.
— И что дальше?
— Барон выстрелил, — продолжил Габриэль. — Пуля у твоего папаши почти над головой пролетела, представляешь? Чуть след не остался. Остальные сразу испугались и побежали, а барон ему сказал, что в следующий раз ему такое с рук не сойдет. Я слышал, вообще, что когда он вернулся, фрау ему такую трепку задала, еще хуже чем после того, как ты сбежала!
— Я бы ему добавила, — пробормотала Элиза. — А потом что было?
— По городу поползли слухи. Всякие, не только про это. Градоначальник отправил меня к барону, чтобы он объяснился, а барон потребовал, чтобы он разобрался со сплетниками, и нескольких — кто особо много болтал, даже посадили в клетку на несколько дней. Видела, я письмо привез? Это от градоначальника, что он все сделал. Представляешь, какой дурак? Решил, что барон перед ним будет объясняться!
— И правда, дурак.
Элиза тряхнула головой. Все наконец встало на свои места. Она должна была появиться в городе, чтобы все наконец убедились, что она жива и здорова, и прекратили разговоры. Естественно, Александр отправил ее не потому, что его волновало ее самочувствие или честь — он хотел обезопасить в первую очередь себя. Кёнигсберг не так далеко, как казалось на первый взгляд, и пусть там не узнают о надругательстве над гербом, то обо всем остальном — вполне. Габриэль говорил еще о каких-то сплетнях, рассказывал что-то про Джейкоба, но все мысли Элизы были теперь заняты бароном и их разговором в комнате с орлом. Он сам сказал, что при дворе его не любят, и это слишком хорошо ложилось на слухи о том, что в столице мечтают, чтобы хозяин Бренненбурга умер поскорее и его имение отошло кому-нибудь помоложе.
Альтштадт встретил их пылью и несколькими удивленными взглядами, проводившими их до самой «Мельницы». Элизе было интересно, как быстро кто-нибудь добежит до фермы Циммерманов, чтобы доложить отцу. На улице было не так людно, значит, у них в запасе несколько часов точно, а там — как получится.
— Я вам клянусь! — услышала она с порога гостиницы громкий голос. — Я бегу по лесу, оглядываюсь — стоит девка, вся в белом, подол в крови, волосы вот так свисают. Я приглядываюсь, а это дочка Циммермана!
— Как же она тебя отпустила?
— Я стою, — продолжил рассказчик, — не шелохнусь, а она руки ко мне тянет и сказать что-то пытается, я как побегу… А потом раз — и выстрел! Тут я и понял, что барон сначала ее застрелил, а теперь и отца к ней отправил!
— А тебя — следом отправит! — выкрикнула Элиза, подобравшись как можно ближе к столу, на котором стоял низкий худой человек. — Тебе кто дал меня хоронить?!
— Сгинь, нечистая! — заорал он и отпрянул назад, чуть не упав со стола.
Со всех сторон раздался громкий хохот. Кто-то хлопнул Элизу по плечу. Оглядевшись по сторонам, она неуверенно улыбнулась — ей казалось, что здесь ее встретят как предательницу, но смутно знакомые лица смотрели приветливо. Только в углу она заметила несколько недовольных взглядов — наверное, те, кто пошел с отцом к воротам замка. Откуда-то сбоку на Элизу навалился кто-то невысокий, крепко обняв. Она рассмеялась и растрепала Джейкобу волосы.
— Ты ее задушишь! — Габриэль с трудом отцепил от нее паренька и оттащил их к свободному столу. — Я что барону скажу?
— Так и скажешь! — выпалил Джейкоб. — Элизе место здесь, а не в замке.
— Это еще почему? — спросила она, подперев голову рукой.
— Я еще не придумал, почему. Да хоть потому, что барон — старая засушенная изюмина и помрет скоро, и что ты потом будешь делать?
— Он еще тебя переживет, — буркнул Габриэль. — Ты давай, кричи погромче, как раз клетки освободились.
Джейкобу было всего четырнадцать, и он всю жизнь провел в гостинице, слушая разных людей с разными мнениями, и Элиза как никто другой знала, как быстро он умел занимать то одну, то другую сторону. Сегодня он ругал барона и вопил вместе с остальными дурацкие частушки, а завтра, стоит кому-то начать ругать Альтштадт, говорил, как при Александре эти земли преобразились. Сам он этого, конечно, не видел, но слышал ото всех, что Наполеон не оставил здесь ничего, а как барон вернулся с войны — все появилось. На самом же деле его не волновали ни войны, ни то, кто управляет городом. Если Джейкоб видел возможность поспорить, он ею пользовался, вот и все.
Габриэль принес три стакана и бутылку вина. Пусть они сели и достаточно далеко, Элиза все равно чувствовала на себе заинтересованные взгляды, от которых становилось неуютно. Казалось, что со времени, когда она могла плясать весь вечер напролет и не бояться никого, кроме отца, прошла целая вечность, и она стала совсем другим человеком. С того самого момента, как барон предложил ей выбраться в город, она представляла, как будет весело болтать с Габриэлем и Джейкобом, может быть, выпьет совсем немного, но на самом деле же она сидела как на иголках, беспокойно оглядываясь по сторонам и почти не слушая, что говорят ее друзья.
— А вдруг он какой-нибудь шпион? — донесся до нее обрывок фразы, заставивший прислушаться к болтовне. — А ты ему такие вещи рассказываешь!
— Никакие это не вещи, — ответил Габриэль. — А если и шпион, какая ему разница? Что он, будет докладывать, сколько у нас в городе коров, а сколько свиней?
— О чем вы?
— В город недавно приехал какой-то ученый, — объяснил Джейкоб. — Говорит, что историк и изучает наш край. Снял комнату на месяц, а теперь ходит и расспрашивает у местных всякую ерунду: про барона, про местные страшилки, про тебя…
— Про меня?
— Ну, он услышал эту сказку, будто бы ты в лесу ходишь мёртвая, — хихикнул он. — Мы ему объяснили, что ерунда это все, а то он собирался к твоему папаше идти.
— Сходил бы, — Элиза пожала плечами. — Узнал бы много интересного.
— Ты из-за этого переживаешь? — спросил Габриэль сочувственно. — Все ведь уже прошло. Фриц с дружками посидел недельку за решеткой, так и успокоился.
— Дело не в этом.
Элиза мрачно взглянула на нетронутый стакан и залпом выпила. Вино оказалось маслянистым и неприятно горчило, не идя в сравнение с тем, что она пила после своего первого рабочего дня, хотя раньше оно казалось Элизе неплохим. Она надеялась, что хотя бы вино отгонит странное чувство, поселившееся в груди, будто бы все вокруг живы, а она нет. Как будто между ней и Габриэлем и Джейкобом, и остальными посетителями «Мельницы», которые смеялись, ругались и опрокидывали кружки с дешевым пойлом, выросла стена, которую она не могла преодолеть, как бы ни хотела. Элизе тоже хотелось разговаривать о чепухе, веселиться и может даже творить глупости, но она не могла — и не понимала, почему. Как будто бы за неделю, проведенную в замке, она стала здесь чужой.