— Я бы не отказался от вина. Габриэль?
— Я тоже.
— Хорошо. Я сейчас приду.
Она закрыла за собой дверь, ведущую в коридор, прошла несколько шагов и выругалась. Страх и волнение уступали место растущему с каждой секундой раздражению — и на ученого, и на Габриэля, который за каким-то чертом сюда его привез, и на барона, заставившего ее разбираться со всем самостоятельно. Из принципа ей хотелось снова заявиться в кабинет, чтобы поторопить его или хотя бы спросить, где он прятал вино, потому что меньше всего ей хотелось, вдобавок ко всему, спускаться еще и в погреб, от которых у нее даже не было ключей.
Александра спасло только то, что она нашла неоткрытую бутылку в буфете в столовой, а на кухне отыскался и штопор. Открывая вино, она представила на секунду, что держит не штопор, а нож, и вспомнила вой из-за дверей кабинета. Похожие звуки она слышала, когда Фридрих убил собаку, покусавшую Маргарет — единственный раз, когда она была полностью согласна с братом. Может, барон тоже терпеть не мог собак. Его можно было понять.
— Вы не присоединитесь к нам? — спросил ученый, увидев, что она вернулась всего с двумя бокалами. Габриэль на его фразу прыснул со смеху, и Элизе пришлось постараться, чтобы не выплеснуть вино ему в лицо. Сейчас ему смешно, конечно, зато когда они ехали из Альтштадта, трясся от страха сильнее, чем она.
— Нет, — ответила она, тяжело улыбнувшись. — В конце концов, я работаю.
— Конечно, — Клаас взял хрустальный бокал из ее рук и посмотрел сквозь него на окно. — Оно не отравлено, Элиза?
— В Бренненбурге не принято травить гостей в первый же день, — раздался голос прежде, чем она успела придумать ответ. Элиза с облегчением выдохнула и пихнула бокал Габриэлю.
Александр, опираясь на трость, спустился со ступенек и оглядел гостей, задержавшись сначала на бутылке, — Элиза решила, что ей плевать, если он будет недоволен ее выбором, — а затем на Клаасе. Ученый, как только появился барон, поднялся с места и поклонился, и даже вынес тяжелый изучающий взгляд разноцветных глаз.
— Добро пожаловать, господин…
— Меня зовут Клаас Винке, ваша светлость. — представился он, незаметно подмигнув Элизе.
— Господин Винке, — закончил Александр. — Вы из Кёнигсберга, верно?
— Да. Я очень заинтересован историей Альтштадта, — ученый улыбнулся. — Несмотря на близость к столице, этот край полон загадок, Вы так не считаете?
Элизе хотелось то ли рассмеяться, то ли расплакаться. Габриэль стоял с лицом деревенского дурачка, сжимая в руках бокал, а эти двое, или, как минимум, один Александр, прятали за вежливыми словами глубокую неприязнь. Ей хотелось, чтобы Клаас честно признался наконец, что он королевский шпион, и они разошлись бы по-хорошему, но он продолжал сыпать любезностями. Элиза, стоявшая за плечом хозяина, как ей и положено, не видела его лица, но ей хотелось верить, что он с таким же выражением разделывал несчастную собачку, с каким предлагал Клаасу остаться в Бренненбурге, чтобы изучить архивы и сделать записи и о самом замке.
— Фройляйн Циммерман, — Элизе хотелось закричать, что у нее вообще-то было имя, — покажите господину Винке гостевую комнату.
— Да, господин, — она взглянула на ученого, выглядевшего воодушевленным.
— Благодарю, ваша светлость, — сказал он вслед Александру. Элизе стало смешно от того, как он по-настоящему опирался на трость при каждом шаге, но вида она не подала. Когда барон ушел, Клаас, не желавший терять ни минуты, попросил Габриэля привезти его вещи из «Мельницы». Всадник хотел было возразить, что он не нанимался к нему слугой, но Клаас незаметно сунул ему в карман кошель с монетами, достаточно увесистый, судя по тому, как округлились его глаза.
— Вы приготовились, — сказала ученому Элиза, когда они шли по одному из коридоров. — Вряд ли вы отдали Габриэлю все свои деньги.
— Я мечтал, что барон окажется столь любезен, — ответил он с улыбкой. — Хотя и не смел на это рассчитывать. Даже если бы пришлось уехать обратно в Альтштадт, я бы все равно расплатился.
Через час или чуть больше Габриэль привез его вещи — саквояж и пару небольших сундуков. За это время ученый успел освоиться в своей комнате, на уборку которой Элиза в свое время потратила добрые четыре дня. Когда она зашла в нее впервые, там творился самый настоящий ужас: из комодов были вывернуты ящики, по полу разбросана одежда, принадлежавшая неизвестно кому, и новыми ее поселенцами стали пауки всевозможных цветов и размеров. Барон говорил, что до этого в ней жил его брат, уехавший незадолго до прибытия Элизы, и ей было интересно, что он подразумевал под словом «незадолго». Если бы он не сказал, Элиза считала бы, что прошло несколько лет, как в гостевую никто не заходил. Для Клааса же она постелила свежие накрахмаленные простыни и даже принесла новые подсвечники заместо почерневших старых. Иным словом, сделала все, чтобы ни барон, ни его гость не смогли к ней придраться.
— Отдохните, — сказала она, когда Габриэль принес все в комнату. — Я позову вас к обеду, а после, если господин барон позволит, покажу замок.
— Благодарю вас, Элиза. Вы очень добры.
Улыбнувшись на прощание, Элиза вышла из гостевой и с облегчением выдохнула. Оставшиеся несколько часов она планировала провести за приготовлением обеда и чтением и молилась, чтобы никому в этом замке она больше не понадобилась. Утренняя беготня вывела ее из себя сильнее, чем она могла представить. Ее раздражало и то, что кто-то посмел вторгнуться в ее ежедневную рутину, и то, что она оказалась к этому не готова, а Александр даже и не вздумал ей помочь, только отчитав за то, что она постучалась к нему в кабинет.
— Еще и собака эта дурацкая, — шепнула она Гертруде, когда набирала воду. — Нашел время, с самого утра резать кого-то. Тогда уж Клааса зарезал бы, и то толку больше.
Гертруда, хотелось верить Элизе, прожурчала что-то понимающее. Нарезая мясо для руладенов,{?}[немецкие мясные рулеты] — ей хотелось удивить гостя чем-то особенным, — она наконец почувствовала умиротворение. Может, она еще и не умела принимать гостей, но умение готовить у нее не мог отнять никто. Среди кипящих кастрюль и сковород Элиза чувствовала себя как в своем царстве, и в него-то вторгнуться не мог никто, даже барон. За все то время, что она провела в замке, Александр ни разу не остался недоволен тем, что она готовила и, как она успела понять, он не был из тех людей, которые молчат о чем-то исключительно из вежливости. Он всегда напоминал ей, если она забывала о какой-нибудь из многочисленных пустующих, но требующих уборки комнат, и строго относился к вопросу ее обучения, иногда устраивая ей чуть ли не экзамены по прочитанным книгам. Элиза думала, что будет намного хуже и она не запоминала вообще ничего, но выяснялось, что какие-то вещи у нее в голове все-таки откладывались.
— Фройляйн Циммерман, — как в первый день, Александр возник у нее за спиной, когда она накрывала на стол, не издав ни звука. — Я должен провести вам небольшой инструктаж.
— Да, господин, — она повернулась, стараясь не подавать виду, что испугалась до чертиков. По крайней мере, слово «инструктаж» уже было ей знакомым, и не пришлось с глупым видом переспрашивать.
— Раз уж у нас гость, вы не можете, как раньше, сидеть за столом, — сказал Александр, грустно улыбнувшись. — Ваше место теперь здесь. Вы должны будете подавать блюда, уносить посуду и по просьбе наливать вино. Я думаю, вы справитесь.
— Как прикажете, — кивнула она, слабо улыбнувшись. — А что мне делать после?