В тепле и сухости ее разморило, и то, как они уезжали из города, Элиза запомнила очень смутно. Но в лесу она снова пришла в себя, помня о недавно пережитом страхе. Даже теперь, когда они были вдвоем, даже втроем, если считать Грома, ее не покидало ощущение присутствия кого-то или чего-то лишнего.
— А кто с тобой разговаривал? — спросила она, чтобы отвлечься от одних мрачных мыслей на другие. — Я их раньше не видела.
— Да эти… — вздохнул Габриэль. — Я их называю подстрекателями. Это они тут воду мутят, помнишь, я говорил?
— И что? Они тебя зовут бунтовать?
— Я с ними тут сцепился, когда они начали распространять всякую ересь про налоги, армию, все остальное… Да не забивай себе голову, ладно? Вас с бароном это пока не касается.
— Пока? — возмутилась Элиза. — А когда коснется, что мы делать будем? Вдвоем против всего города отбиваться? Ты должен все ему рассказать. Не сегодня, наверное, сегодня он целый день сам не свой из-за этого письма, но через пару дней так точно. Нельзя это просто так оставлять. Сегодня эти идиоты говорят, что налоги у нас выше, чем в остальных городах, а завтра что?
— Скажу, скажу. Не переживай так.
— И вообще, откуда они взялись?
— Не знаю. Говорят, местные, хотя я их тоже плохо помню.
— Может их вообще из столицы послали, чтобы сначала настроить всех против барона, скинуть его, а замок кому-нибудь другому отдать. Помереть он не помирает, вот они и решили…
— Успокойся наконец! — Габриэль рассмеялся. — Все я барону расскажу. Твое дело вообще полы мыть, а ты вон, на столицу уже замахнулась.
— То, что я горничная, не значит, что я дура.
— А я и не сказал, что ты дура. Просто лезешь не в свое дело.
— А твое дело — возить продукты да просьбы передавать, а ты в вожаки восстания податься пытаешься, и что?
— Я не…
— Ну вот и все.
Элиза обиженно замолчала и положила голову Габриэлю на плечо. Монотонный цокот копыт и похрапывания Грома действовали на нее лучше всякой колыбельной, и она, прикрыв глаза, задремала, проспав до самых ворот. Когда они въехали в освещенный факелами внутренний дворик, Элиза не сразу поняла, кто она и где находится. Габриэль предлагал провести ее до зала, но она только отмахнулась и поблагодарила его за помощь. Когда всадник уже уезжал, Элиза спохватилась и отдала ему кошель, чтобы заплатить гонцу.
— Береги себя, — сказал Габриэль на прощание. — И не переживай из-за всяких глупостей.
— А ты не лезь во всякие глупости. И тоже будь осторожнее.
Закрыв за Габриэлем ворота, Элиза вошла в замок. В прихожей Александра не было, хотя почему-то она так и думала, что никто не будет ее встречать. Всю дорогу до дальнего зала Элиза думала, что сделает еще один шаг и рухнет от усталости прямо на холодный пол. На самой верхней ступеньке небольшой лесенки, поднимавшейся от выхода из тоннелей, она споткнулась и уже приготовилась лететь вниз, но кто-то успел поймать ее.
— Вы задержались, — произнес Александр строгим тоном, не скрывавшим беспокойства. — Я уже собирался искать вас.
— Простите, — пробормотала Элиза. — Я немного передохнула в «Мельнице» перед тем как идти обратно. Габриэль завтра отправит письмо, как только откроется почта.
— Хорошо, — кивнул барон, оглядывая ее с головы до ног. — Вы в порядке?
— Да. Я просто… Я просто очень устала.
— Это моя вина. Такими вещами должен заниматься кто-то вроде Габриэля, но никак не вы, — он тяжело вздохнул. — Вы на ногах не стоите. Пойдемте.
— Я в порядке, — упрямо повторила Элиза, пытаясь идти самостоятельно, но ноги еле плелись, а глаза — закрывались сами по себе. Александр взял ее под руку и проводил до спальни.
— Господин барон, я хотела спросить…
— Завтра, — перебил Александр. — Отоспитесь, и мы поговорим.
— Как скажете.
Переодевшись, она рухнула на постель и заснула, как только голова коснулась подушки. Лежа в кровати, Элизе до сих пор казалось, что она качается в седле, а вокруг нее — лес и ничего больше. Огромные деревья, тянущиеся вверх изогнутыми ветками, похожими больше на когтистые лапы, вновь разглядывали ее через глаза-дупла, пустые, уродливые, как огромные кровоточащие раны. Но деревьев Элиза почти не боялась — деревья стояли на месте и шевелились только на ветру. То, что пряталось за ними и в них, пугало ее куда больше.
— Элиза, — звало оно голосом знакомым и грустным. — Ты до сих пор мне не веришь?
Не верю, шептала Элиза себе под нос, стараясь глядеть на дорогу, но дорога петляла влево и вправо, хоть она и помнила, что от Бренненбурга до Альтштадта тропа была почти прямой. Ей нельзя сворачивать. Ей нужно в замок, ведь там ждет барон, он приказал вернуться ровно к девяти часам, иначе им с Габриэлем не сдобровать. Она оглянулась, чтобы спросить, почему всадник свернул не туда, но сзади никого не было. Только самым краем глаза Элиза видела ту же самую тень, которая привязалась тогда, в архивах, и навсегда поселилась за ее спиной.
— Элиза, — звала тень голосом, ей не принадлежавшим. — Помоги мне.
Она схватилась за поводья, пытаясь вернуть Грома на правильную дорогу, но чем дольше они скакали, тем гуще и гуще становился лес, пока деревья не окружили Элизу сплошным кольцом, которое начало сжиматься, пока не превратилось в каморку, спрятанную за исцарапанным книжным шкафом. Она ведь знала, что ни человек, ни животное не могли оставить таких глубоких следов. Знала, но не смела об этом даже думать, ведь в Бренненбурге не было никого, кроме нее и барона.
— Элиза, — тянула тень, сочувствуя ее глупости. — Прекрати упрямиться. Ты сама все прекрасно знаешь. Кто стоял за твоей дверью?
Никого.
Кто разлил воду на полу?
Никто.
Кто провожал тебя до самого Альтштадта, прячась в тени леса? Сколько еще ты будешь отрицать очевидное, Элиза Циммерман?
Она проснулась от собственного крика.
На дворе стояло мрачное, пасмурное утро. Стрелки часов медленно подползали к восьми часам. Можно поспать еще немного. Вчера был тяжелый день, и она наверняка имела право отдохнуть, но вместо этого Элиза встала с постели и огляделась по сторонам, словно пытаясь понять, что в комнате изменилось за прошедшую ночь. Ее взгляд уцепился за вощеную шестиугольную коробку с рахат-лукумом, где недоставало всего одного кусочка.
Сердито взглянув на свое отражение, взъерошенное нечто с залегшими под глазами темными кругами, она кое-как привела себя в порядок и вышла из спальни, начиная очередной день. Элиза надеялась с головой погрузиться в дела, чтобы кошмар растаял в памяти, как и положено снам, но зрелище исцарапанного книжного шкафа так и стояло перед глазами. Она обещала ни за что не говорить барону, что натворила, но тогда она и представить не могла, сколько всего произойдет и сколько вопросов накопится.
Александр появился в столовой ровно в десять, как только она закончила накрывать на стол. На него ночь повлияла хорошо: барон вел себя как обычно, как будто вчерашнего дня и вовсе не было. Элиза молча поклонилась, надеясь, что она выглядит просто сонной, а не встревоженной.
— Доброе утро, Элиза, — поздоровался Александр. — Как вы себя чувствуете?
— Я плохо спала ночью, — ответила она, практически не солгав.
— Я должен еще раз перед вами извиниться, — сказал барон, садясь за стол. — Но вчерашнее дело не терпело отлагательств.
Элиза не стала спрашивать, рассчитывая, что Александр расскажет все сам после завтрака: разговоров за едой он не позволял, только после или во время чаепития. Кроме прочего, у нее был еще один вопрос: зайдя на кухню, Элиза обнаружила, что кто-то за нее закончил с готовкой и даже убрался после. Представить, как барон самостоятельно дожаривает мясо и нарезает овощи, она просто не могла.