— Да, господин, — отозвалась она, пытаясь понять, что такого пропустила.
— Приберите здесь. Я должен показать Даниэлю замок, включая и подземную его часть. Пойдемте.
— Как прикажете.
В словах барона ей ясно слышалось: «Занимайся своими делами и не попадайся на глаза». В прошлый раз обход замка он целиком и полностью свесил на нее, а тут мало того, что взялся за это сам, так еще и в первый же день решил показать гостю подземелья. Элиза давно поняла, что там есть что-то еще, кроме «подпорок, которые нужно проверить», но спрашивать об этом не решалась.
Элиза смиренно подметала пол около Гертруды, когда мимо нее, не обращая внимания, прошли Александр и Даниэль. Барон о чем-то рассказывал, показывая вокруг, но на фонтан и притаившуюся около него служанку даже не обратил внимания. Даниэль кивал его словам, тихо что-то переспрашивая, но хотя бы удостоил ее быстрым взглядом.
— Два сапога пара, — пробурчала Элиза фонтану, когда услышала шум лифта. — И Клаас с ними — третий. Хлебом не корми, дай поумничать.
Закончив с делами, она ушла в комнату с пианино, где чувствовала себя спокойнее, чем во всем остальном замке. Заварив для себя чай, она попробовала, как сказал Даниэль, настоять его на несколько минут меньше — и удивилась, как изменился его вкус, из которого пропала неприятная горечь. Кроме прочего, она наконец захватила из комнаты коробочку с рахат-лукумом. На месте барона она бы расстроилась, когда увидела бы, что за все время к нему так и не притрагивались.
Элиза наслаждалась тишиной и спокойствием, как вдруг услышала страшный грохот, ударной волной прокатившийся по всему замку. Вскочив с места и чуть не уронив на себя чашку, она сначала подбежала к окну, за которым ярко светило солнце и не было не единого облачка, а затем выбежала в коридор. В голове проносились самые страшные мысли. Дорога до лифта казалась бесконечной, и больше всего Элиза боялась увидеть на месте зала обвал.
Она резко завернула за угол и встала, как вкопанная. Лифт и сторожившие его каменные львы стояли на месте, даже не шелохнувшись. Страх заставил ее пересилить свой трепет перед подъемником и, подойдя к нему, Элиза положила ладонь на решетку и взглянула вниз, в черную бездну, от которой кружилась голова.
Во всем Бренненбурге повилса глухая, обездвиживающая тишина, и даже фонтан в зале как будто бы замолчал. Элиза не знала, сколько простояла вот так, глядя в пустоту, пока не услышала знакомый шум и скрежет шестерней поднимающегося лифта.
Чуть не заплакав от облегчения, она отошла на безопасное расстояние, чтобы барон вдруг не отчитал ее. Притаившись у одного из львов, она видела, как из решетки выходит сначала Александр, которого она никогда еще не видела таким мрачным и обеспокоенным, и совсем белый от страха Даниэль. Они тоже слышали. Может быть, они знают, что произошло.
— Элиза, — Александр позвал ее первым, но твердость в его голосе не сулила ничего хорошего. — Что вы тут делаете?
— Господин барон, — залепетала она, не понимая, почему вдруг охрипла. — Я слышала грохот и очень испугалась, и подумала, что что-то с вами…
— Грохот? — перебил ее Александр, в недоумении приподнимая бровь. — Внизу не было никакого грохота. Вам показалось.
— Но я ведь… — Элиза в надежде взглянула на Даниэля. Англичанин побледнел еще сильнее, сделавшись чуть ли не зеленым от страха.
— Я тоже ничего не слышал, — сказал он еле-еле, отводя взгляд. — Не было никакого грохота.
— Вот видите, — заключил барон. — Займитесь делом, Элиза, и вам не будет ничего казаться.
Махнув рукой Даниэлю, он пошел дальше, оставив Элизу наедине с каменными львами, сочувственно склонившими головы. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую несправедливо обвинили в том, что она порвала мамин платок, и неважно, что это Фридрих целый день бегал с ножиком. Она чувствовала себя так же, как тогда в саду, когда на нее в первый раз закричали ни за что.
— Займитесь делом, — зло повторила она себе под нос, подражая баронскому тону. — Как будто я мало чем занимаюсь!
Она уже хотела уйти, чтобы не видеть больше ни статуи, ни ненавистный лифт, но что-то заставило ее остановиться. Обернувшись, она увидела у самого пола налипший на железную дверь подъемника сгусток чего-то красного, которого точно не было перед тем, как Александр и Даниэль туда спустились. Подойдя ближе и наклонившись, она с ужасом обнаружила, что сгусток, похожий не то на мясо, не то на месиво из переспевших ягод, двигался, как будто бы дышал.
— За эту гадость он меня точно убьет, — прошептала она и побежала к чулану, где нашлась не до конца заржавевшая садовая лопатка. — Сам развел непонятно что, а я должна делом заниматься!
Элиза лопаткой подцепила сгусток, и он с трудом, но поддался, отлепившись от решетки. Не зная, куда его деть, она вернулась в комнату, где сидела, по пути воровато оглядываясь, и бросила его в камин. Сначала с ним ничего не происходило, но через несколько минут сгусток начал усыхать и темнеть, в конце концов превратившись в кучку пепла. В комнате запахло горелым мясом, и Элизе пришлось на всю открыть окна в самой комнате и в коридоре.
Она надеялась, больше такого не повторится.
========== Часть 9 ==========
— Проклятье!
Неизвестное мясистое нечто всего за несколько дней превратилось в настоящую напасть — комки появлялись по углам, не успевала она их убирать. На садовой лопатке, ставшей ее незаменимым оружием в борьбе со странной плесенью, как её назвала сама Элиза, запеклись остатки красной слизи, а всю топку изнутри облепило чем-то чёрным, похожим на смолу. Сгустки сгорали почти без остатка, оставляя после себя пепел и странную густую жидкость, которая через какое-то время застывала. После одного или двух дней её было немного, но Элиза в день сжигала по десятку — именно поэтому печку, похоже, придётся менять.
Она всё собиралась рассказать об этом барону, но Александр, как назло, попадался ей на глаза только за завтраком и обедом, когда говорить о такой гадости было совсем не к месту. Всё свободное время он проводил с Даниэлем, то показывая ему какие-то отдаленные части замка, то снова и снова спускаясь на лифте вниз. Элиза, после работы, слонявшаяся по коридорам и выискивающая по углам новые жертвы, даже не замечала, когда они успевали возвращаться. Иногда ей даже ночью слышался шум работающего подъемника, но идти проверять она не решалась. Наверняка ей не будут рады.
Даниэль потихоньку осваивался и в свободное время предпочитал бродить по замку, с позволения барона заглядывая в неиспользуемые комнаты. Часто Элиза находила его сидящим на полу посреди хлама, сосредоточенно разглядывающего какую-нибудь безделицу, и в такие моменты она узнавала в нём себя. Ей хотелось показать Даниэлю свои находки: фарфоровые фигурки солдат, и потемневшие крохотные шестеренки, и даже коллекцию бабочек, которую она так и оставила в архивах, но каждый раз, пытаясь заговорить с ним, только краснела и мямлила что-то про барона, который его ждал.
Александр проводил со своим гостем много времени, даже, как казалось Элизе, непозволительно много. Когда Даниэль отдыхал от компании барона, тот копался в архивах, но и тогда его тоже нельзя было беспокоить: Элиза могла только приносить ужин, украдкой ставя его у самой двери. Хоть Александр и не кричал на неё, каждый раз, когда она пыталась обратиться к нему, он грубо отмахивался и даже не смотрел на неё. Сколько бы Элиза ни пыталась успокоить себя, мыслями о важности их исследования, она всё равно чувствовала в груди тупые уколы ревности — словно ей снова было двенадцать, и снова она слушала, как родители умиляются выходкам Маргарет, не обращая на неё никакого внимания. Кроме Гертруды, несшей свой молчаливый дозор в зале, собеседников у нее не осталось: сидя на мраморных коленях, Элиза нашептывала журчащей воде вещи, которые не посмела бы сказать вслух.