Когда пробило шесть часов вечера, Элиза отнесла поднос с ужином в коридорчик перед баронским кабинетом, а после, собравшись наконец с силами, понесла такой же поднос в гостиную. Она надеялась застать Даниэля спящим или не застать вовсе, но, к сожалению, англичанин был у себя и сидел за столом и, сгорбившись, записывал что-то в дневник. Услышав за спиной шаги, он резко выпрямился, но увидев, что это была всего лишь Элиза, облегченно выдохнул, поднялся и забрал у нее поднос. Она понадеялась, что при этом он не заметил, как сильно у нее дрожали руки.
— Спасибо. Вы очень добры, — сказал Даниэль, улыбнувшись, но улыбка вышла неискренней. — Знаете, я хотел с вами поговорить.
— Да? — она собиралась поскорее уйти, но остановилась. Не сдержавшись, она бросила быстрый взгляд на раскрытый дневник, но разглядела только написанный крупными буквами заголовок вверху страницы: «Ритуал».
— Я хотел извиниться за свое поведение, — заметив ее взгляд, он отодвинул дневник в сторону и закрыл. — Я вел себя непозволительно грубо. Пожалуйста, простите меня, Элиза.
— Хорошо, — ответила она. — Я вас прощаю.
— Понимаете, барон ведь ничего не сказал мне о настроениях в городе, — продолжил оправдываться Даниэль. — Я ведь хотел как лучше…
— Раз его светлость не посчитал нужным вам рассказывать, значит, так надо, — Элиза пожала плечами.
— Конечно, конечно. Я не сомневаюсь в его решениях, как и вы.
— В любом случае, я все решила. Вам больше не о чем беспокоиться, — «кроме недовольной толпы горожан, которые вот-вот решат прийти по ваши с Александром души, если вы так и продолжите», мрачно подумала Элиза, но вслух ничего не сказала.
— Как скажете. Еще раз простите меня. Я обязательно придумаю способ, как загладить свою вину.
— Не стоит.
Присев в поклоне, она улыбнулась так же неискренне и вышла из комнаты. Вернувшись в зал, Элиза наконец вздохнула полной грудью. Разговаривать с Даниэлем было тяжело — ей казалось, что от одного неверного слова он взорвется и набросится на нее, как на Джейкоба. Что-то в нем, будь то неискренние слова, нервные жесты, выдававшие не то волнение, не то злость, или бегающий стеклянный взгляд, создавали жуткое ощущение, будто она говорила не с живым человеком, а с пустой оболочкой, под которой пряталось нечто во много раз хуже.
Она провела остаток вечера за чтением, пытаясь отвлечься и не думать ни о Даниэле, ни об альтштадцах, но получалось плохо. Она ловила себя на том, что по пять минут смотрела невидящим взглядом на каждую страницу, прокручивая в голове все, что произошло за последние дни. Последний серьезный бунт, когда люди были всерьез недовольны бароном Бренненбургским, случился еще до рождения Элизы, но она слышала из рассказов, что тогда Александру пришлось вызывать подкрепление из столицы, ведь гарнизона в замке он не держал. Тогда, двадцать лет назад, все удалось решить малой кровью — несколько особо буйных посадили в темницу, а налоги, из-за которых все и началось, понизили обратно. Но сейчас все было намного, намного сложнее.
Она не заметила, как задремала в кресле, и ей снова снилось, как она шла к алтарю, где ее уже ждал Даниэль — высокий, красивый и почему-то взволнованный и мрачный, как и все, кто собрался в часовне. Оглядываясь по сторонам, Элиза с каждым мгновением все сильнее понимала, что что-то было не так — каждый, на кого она смотрела, виновато отводил взгляд. Фрау Циммерман, стоявшая ближе всех, тихонько плакала, вытирая слезы платком. Александр, державший ее под руку, тоже выглядел печальным — он виновато отворачивался, но при этом не выпускал ее, продолжая тащить к алтарю, даже когда Элиза попыталась сопротивляться. Когда они подошли совсем близко, она пригляделась к Даниэлю и увидела, что рубашка у него вся в крови, прямо как в тот раз, когда он выбежал из лифта. Витражи за его спиной, которые она так любила в детстве, тоже изменились — вместо святых на них были изображены жуткие темно-синие фигуры, лишь отдаленно похожие на людей. Элиза снова попыталась вырваться и убежать, но безуспешно. Священник, появившийся из ниоткуда, бубнил на незнакомом, отрывистом языке, хотя почему-то ей казалось, что что-то похожее она уже слышала.
— Элиза! — услышала она вопль и обернулась. На пороге часовни появился знакомый силуэт. — Элиза!!!
Она вздрогнула и открыла глаза. Крик, разбудивший ее, как будто прозвучал не во сне, а наяву — он явно шел из коридора, как будто кто-то пытался пересечь зал и добраться до ее комнаты. Подумав, Элиза все-таки встала и, взяв с собой свечу, вышла. Как она и предполагала, вокруг было пусто — замок мирно спал, вздыхая сквозняками, гулявшими между стен. Желая убедиться в своей правоте, она прошлась по залу, кивнув притихшей Гертруде, и обнаружила кое-что интересное. Дверь в старое хранилище, всегда закрытая, от которой у нее не было даже ключей, была приоткрыта, и по ступенькам к ней тянулся след чего-то темного. Воровато оглядевшись по сторонам, Элиза, прижавшись к стене, спустилась вниз и приоткрыла дверцу, заглядывая в кромешную темноту.
Не задумываясь, Элиза скользнула внутрь, поднимая свечу выше. В хранилище не было ничего примечательного — сваленные у стен груды ящиков, мусор и бочки, наверняка пустые. Она прошла еще немного, пока вдруг не заметила невдалеке перед собой высокую фигуру, склонившуюся над чем-то, лежащим на полу. На столе рядом с ней горело несколько свечей, но сама фигура была закутана в темный плащ, а нечто на полу было бесформенным и грязным, чтобы она различила что-то. Не дожидаясь, пока ее заметят, Элиза юркнула за ближайшую груду ящиков, надеясь, что незнакомец уйдет, и она сможет вернуться обратно — благо, она никуда не успела свернуть. Прикрыв свечу рукой, она, не в силах сдержать любопытство, выглянула. Фигура стояла, почти не шевелясь, только переваливалась с ноги на ногу. Элиза наконец вспомнила, почему она показалась ей знакомой — почти так же с ноги на ногу, тяжело вздыхая, переваливался извозчик, который не понравился ей с первого взгляда. Теперь же мысль о том, что по ночам он пробирался в баронское хранилище, наверняка чтобы своровать что-то, выводила ее из себя.
Но услышав позади себя быстрые шаги, Элиза по-настоящему оцепенела от ужаса. Она только хотела выбраться из укрытия, чтобы незаметно вернуться, но спряталась назад и загасила свечу. Александр прошел в метре от нее, но ничего не заметил — его взгляд был направлен исключительно на фигуру, при виде него стушевавшуюся и отошедшую назад. Элиза снова осторожно выглянула, пытаясь разглядеть, что лежало на полу, но теперь обзор ей закрывал барон.
— Герих, — зло выплюнул он, держась на расстоянии от извозчика, как будто находиться рядом с ним ему было противно. — Что здесь творится?!
Извозчик, наклонив голову, пробормотал что-то невнятное. Его ответ взбесил Александра — он ударил тростью по полу и, показалось Элизе, еле сдержался от того, чтобы пнуть то, что лежало перед ним. Она прищурилась и заметила только, что под этим чем-то расплывалось по полу темное пятно, след от которого тянулся, прерываясь, до самой двери.
— Уберись, — скомандовал Александр и опустился на одно колено. — И отнеси эту мерзость обратно. Он еще пригодится.