Отряхнувшись, барон поднялся и пошел назад. Элизе показалось, что он приглядывался к темным углам, и вжалась в стену, молясь, чтобы он ее не заметил. Она явно стала свидетельницей чего-то, о чем не должна была узнать вовсе, хотя вместе с этим, ничего она толком и не узнала, кроме того, что в замке все же были обитатели — Александр нисколько не удивился, наткнувшись в запертом хранилище на живого человека. Сейчас некто, названный Герихом, судя по звукам, волок за собой «мерзость», которую барон приказал убрать. В голове у Элизы промелькнула страшная догадка, но она тут же отогнала ее. Это нечто, больше похожее на грязный мокрый мешок картошки, просто не могло быть человеком.
Александр ушел, хлопнув за собой дверью, но звука запирающегося замка Элиза не услышала. Выждав некоторое время, когда, по ее расчетам, он должен был дойти до своей спальни, она тихонько прокралась к выходу и перед тем, как выйти, на самую малость приоткрыла дверь, заглядывая в щель. На ступенях никого не было. Элиза выбежала из хранилища и, взлетев по лесенке, выпрямилась и пошла к своей комнате, делая вид, что как обычно прогуливалась ночью.
— Фройляйн Циммерман, — окликнул барон. Элиза замерла на месте, слыша только бешеный стук собственного сердца, отдававшийся в ушах. — Вам не спится?
— Господин, — она обернулась и даже смогла выдавить из себя дежурную улыбку. — Нет. Я вышла прогуляться.
— И далеко же вы гуляли? — Александр подошел ближе и взглянул ей в глаза, как будто мог в них увидеть, как все на самом деле было. На несколько мгновений у Элизы закружилась голова, и она пошатнулась, чудом не упав.
— Нет.
— Вот как, — сказал он, нахмурившись. — Я бы посоветовал вам лечь обратно, фройляйн Циммерман. Вы выглядите нездорово.
— Да, как прикажете, — кивнула Элиза. — Но… Я хотела поговорить с вами. Еще днем.
— О чем же?
— Даниэль не рассказывал вам? — спросила она тихо и оглянулась. — Про то, что случилось сегодня.
Александр тоже огляделся по сторонам, задержав взгляд на закрытой двери в гостиную, и взял Элизу под локоть, уводя дальше по коридору. Она с облегчением выдохнула, радуясь, что он не завел разговор про то, что она здесь делала в такой час и не обратил внимание на приоткрытую дверь в хранилище. По дороге она попыталась приглядеться к следам на полу, уговаривая саму себя, что это точно не кровь, но, заметив это, барон ускорил шаг.
— Такие вещи лучше не обсуждать посреди зала, — сказал он, приводя ее в комнату с фортепиано, где на столе стояла открытая бутылка. Элиза села в кресло, пока Александр доставал из буфета второй бокал и разливал вино. — Даниэль вечером говорил мне о чем-то, но я, признаться, из его слов так ничего и не понял. Так что случилось?
— Ерунда, — ответила она. — Ну то есть… Не совсем ерунда, конечно. Мальчишки из города прибежали, чтобы написать гадостей на стене замка, и Даниэль застал их за этим. Все разбежались, кроме одного…
— Он сказал, вы за него вступились. Зачем?
— Я его знаю. Это Джейкоб, он работает в «Мельнице», и он… Он неплохой, просто тоже наслушался этих разговоров в городе. Я испугалась, что Даниэль что-то с ним сделает.
— И что же, по-вашему, Даниэль бы с ним сделал? — спросил вдруг Александр, со стуком поставив свой бокал на стол. Он выжидающе смотрел на Элизу, как будто ее ответ мог что-то значить.
— Я не знаю, — призналась она честно, пожав плечами. — Я просто испугалась, вот и все. Джейкоб — мой друг, и я поговорила с ним после, когда Даниэль ушел.
— Вы правильно сделали, когда вмешались, — сказал Александр, задумчиво разглядывая вино. — Если бы Даниэль навредил ему, проблем у нас было бы еще больше.
— Господин барон, — вздохнула Элиза. — Вы не собираетесь ничего с этим делать?
— Кто сказал, что я ничего не делаю, фройляйн? Я уже говорил вам — не переживайте о горожанах. Конечно, я понимаю, что вам может быть страшно, но другого выбора, кроме как довериться мне, у вас нет.
— Я понимаю. Простите.
Она опустила глаза и отпила из бокала. Вино, темно-красное, в приглушенном свете свечей — черное, горчило, но почему-то нисколько не опьяняло. Элизе казалось, барон изучал ее, как в первые дни — только сейчас он пытался понять, как много она разузнала и могла ли представлять для них с Даниэлем опасность. Если бы только он мог читать мысли, то, безусловно, понял бы, что больше всего на свете Элизе хотелось жить тихо и спокойно, делая свои ежедневные дела и мечтая о простых вещах, вроде рахат-лукума с розами или поездки в Кёнигсберг.
— Вы ничего больше не хотели бы рассказать? — спросил он после долгой паузы. Элиза удержалась от того, чтобы нервно прикусить губу.
— Нет.
Ей казалось, если разговор зайдет о том, что случилось на складе, все будет кончено. И если подтвердится самая страшная догадка, о которой Элиза старалась даже не думать, ее не просто выгонят — Александр сделает все, чтобы она больше не покинула стен замка, прямо как Клаас. Как бы Элизе ни хотелось верить в лучшее, разговаривать о таком ей было просто-напросто страшно.
— Хорошо, — сказал он, плохо пряча раздражение в голосе. — Как хотите.
Она молчала, чувствуя, что должна сказать хоть что-то, но все мысли разбежались, оставляя в голове только ощущение пустоты. Элизе хотелось хоть как-то успокоить и Александра, и себя саму, но она даже представить не могла, как. Что бы она сейчас ни сказала, оно прозвучало бы вымученным и неестественным, даже если бы шло от всего сердца. Барон, как назло, тоже молчал, смотря то ли на нее, то ли куда-то вдаль.
Сейчас, глядя на него, сидящего в глубоком кресле, Элиза поняла одну вещь: Александр ослаб. Еще несколько недель назад он бы приструнил альтштадцев, а Даниэлю ни за что не позволил бы вести себя таким образом в его замке, но теперь он то ли не хотел, то ли больше не мог держать все под контролем. Она помнила слова, услышанные из загадочного устройства, которое нашла тогда в спальне, и теперь картинка в голове более-менее прояснялась. Разочарованным — вот каким казался ей Александр, как будто та цель, из-за которой он рассорился с братом, была ближе, чем когда-либо, но смысла в ее достижении больше не было, или оно уже не принесло бы никакого счастья.
— Скажите, Элиза, — он снова нарушил повисшее молчание. — Вы верите в то, что говорят?
— Нет, — ответила она сразу. — Я понимаю, что здесь, в замке, все не так просто, как может показаться на первый взгляд, но… Я не хочу знать вещей, которые мне знать не положено, вот и все.
— Странно слышать такое от восемнадцатилетней девушки. Вы разве не помните, с каким любопытством все осматривали, когда только пришли сюда?
— Помню, но сейчас мне это уже не нужно. Я просто хочу, чтобы все было в порядке. Чтобы я могла делать свою работу, а вы… Что бы вы там ни делали, чтобы у вас тоже все было хорошо.
— Вот оно что.
— Господин барон, я понимаю, что у вас с Даниэлем все куда серьезнее, чем вы рассказываете, — продолжила Элиза, осмелев. — Пожалуйста, скажите, я могу чем-то помочь?
Александр посмотрел на нее долгим взглядом, полным печали, сожаления и чувства вины, уже знакомого Элизе. Точно так же на нее смотрел Даниэль, когда она ляпнула, что знает, чем они занимаются. Наконец, он тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой.
— Нет, Элиза. Вы уже ничем не можете помочь.
— Может, когда придут люди, вы бы позволили сначала мне поговорить с ними. Я могла бы убедить их.
— Нет. Это исключено. Вы и так очень много делаете и для Даниэля, и для меня. Не переживайте.