— Так чудно, — она улыбнулась. — Я никогда раньше не думала об этом так серьезно.
— Наверное, все науки в этом и заключаются — думать серьезно о несерьезных вещах, — ответил Даниэль.
Дойдя до зала, они разошлись — он пошел к себе, чтобы передохнуть, а Элиза отправилась на кухню, напевая под нос глупую песенку. Перед тем, как начать готовить, она с мылом вымыла руки и сменила передник, помня о несчастном букете аконита. Вряд ли Даниэль всерьез хотел отравить ее — он меньше всего был похож на человека, который хоть сколько-то разбирался в травах. Это она была деревенской девчонкой, все детство прокопавшейся в земле и проходившей в лес, когда как в Лондоне наверняка были другие развлечения.
Элиза даже представить не могла, какой он, Лондон. Кёнигсберг она видела на почтовых открытках и на иллюстрациях в книгах, а вот об английской столице не знала почти ничего, кроме рассказов о том, что там всегда туманно и холодно. В глубине души она лелеяла надежду отправиться в путешествие — если не самой, то хоть с бароном, увидеть мир дальше Альтштадта и соседнего Нойберга, в котором было всего лишь на несколько улиц больше.
Она чувствовала странное воодушевление, как будто море ей было по колено, и вот-вот — не сегодня, так завтра, — ее жизнь чудесным образом изменится в лучшую сторону, и все, о чем она мечтала, засыпая, сбудется. Конечно, это обманчивое чувство не продлилось бы долго, до первой проблемы, даже самой небольшой, но именно сейчас, накрывая на стол, Элиза могла сказать, что она была счастлива. Она словно заново осознала, что у нее есть дом и работа, и вокруг нее — действительно хорошие люди, пусть и со своими странностями и секретами.
Пробило два часа, но в столовой никто не появился. Элиза подождала немного, надеясь, что хоть сегодня всё будет по-старому, но ей снова пришлось разносить обед по разным комнатам. Даниэль так и сидел в своей комнате — когда она пришла с подносом, на котором еще дымился суп и жаркое, он снова писал что-то в дневник. Элиза больше не пыталась заглянуть в него, но одного случайного взгляда ей хватило, чтобы понять — Даниэлю становилось хуже. Его почерк, немного вытянутый и угловатый, которым были написаны его путевые заметки об Алжире, которые он иногда читал ей вслух, превратился в дерганное, абсолютно нечитаемое месиво, которое на буквы-то больше не походило. Он поблагодарил её, и Элиза поспешила уйти, не желая мешать.
Если с Даниэлем проблем у неё не возникло, то вот Александра пришлось поискать — ни в кабинете, ни в спальне его не было, и Элиза уже думала, что барон снова спустился в подземелья, но в итоге наткнулась на него в коридоре — Александр возвращался откуда-то со стороны архивов, неся с собой мешок, в котором что-то позвякивало. Он приказал отнести обед в спальню, и когда Элиза пришла, то увидела у него на столе разложенные кучу мелких шестеренок и болтов, полый металлический цилиндр и голубые камни правильной формы, похожие на отшлифованную гальку — из такого камня в прошлый раз она услышала голоса.
— Поставьте здесь, — Александр, погруженный в свои мысли, указал на небольшой столик. — Можете идти.
— Как прикажете, — кивнула Элиза, но всё же не сдержала любопытства.— Господин барон, а чем Вы занимаетесь?
— Это? — Он поднял голову, рассеянно оглядывая то шестерёнки, то её. — Ерунда. Одна занятная игрушка, ни больше, ни меньше.
— Понятно. Не буду Вам мешать.
— Да, — кивнул Александр, задержав на ней долгий, почему-то полный сожаления взгляд. — Идите.
Она побоялась спросить больше, иначе выдала бы себя с головой, но с другой стороны, ей хотелось понять, что особенного было в этих камнях и почему Александр вел себя так странно — еще никогда Элиза не видела его таким растерянным. В голове у неё появилось глупое предположение, что эти камни могли быть тоже своего рода дневником, только делать записи в них надо было не чернилами, а голосом, и именно этим Александр и собирался заняться, если бы она его не отвлекла. Но тогда почему и как внутри камня оказалась их ссора с братом — не мог же он, помещенный в уже старый и погнутый цилиндр, заработать самостоятельно и впитать в себя случайный отрывок разговора? Элиза покачала головой, отгоняя глупые мысли. Если бы такие вещи существовали — хотя, с другой стороны, они уже существовали, раз она сама трогала одну, — их бы давно использовали все, кому не лень, ведь наболтать ерунды в такой камушек куда проще, чем писать от руки, постоянно беспокоясь, что затупится перо или кончатся чернила. Элизе так точно стало бы легче: читала она бегло, а вот письмо всегда шло туго.
Прохаживаясь по пустым коридорам, она всё чаще ловила себя на мысли, что жизнь в Бренненбурге отучила её удивляться вещам, будь то наполовину живой своевольный фонтан или волшебные камни, из которых звучали голоса. Хотя, правильнее было сказать, что она не перестала удивляться — она просто перестала бояться неизведанного, желая только поскорее в нем разобраться и подчинить себе, прямо как Александр подчинил себе замок и всё, что в нём обитало — и фонтан, и странного извозчика, и даже красные наросты, не появлявшиеся в углах уже несколько дней.
Окинув взглядом пустой зал, Элиза решила все-таки отправиться в архивы. За посудой она собиралась вернуться позже, когда барон и его гость освободятся — еще раз отвлекать их она попросту боялась. Отец научил ее не соваться, когда он не в духе или занят, и терпеливо ждать, пока он не заговорит с ней первой. Александр с Даниэлем, конечно, не кинулись бы на нее с кулаками, но испытывать их терпение Элиза все равно не хотела.
Она вернулась в кабинет, в котором когда-то работал Клаас и который Элиза переделала под себя: перетащила, пусть и с большим трудом, из неиспользуемой комнаты кресло, принесла свечи, оттерла стол от многолетнего слоя копоти, растопила печку — в общем, сделала все, чтобы кабинет стал хоть немного уютнее. Ее уже дожидались книги, оставшиеся с прошлого визита: том практической магии Иоганна Вейера и несчастная «Праматерь», которую Элиза все никак не могла дочитать. Пусть она успела похвастаться Александру, что дошла до половины, дальше она не прочитала ни строчки. Каждый раз, когда она пыталась сесть за «Праматерь», слова и буквы превращались в однородное месиво, и ей приходилось перечитывать одну реплику по нескольку раз из-за того, что она постоянно то теряла суть предложения, то спотыкалась об рифму.
С тоской взглянув на книги, Элиза поняла, что вовсе не хочет читать. Подперев голову рукой, она просто сидела за столом, изучая трещины. Наверняка не было ничего плохого в том, чтобы сидеть вот так просто, ничего не делая, но почему-то Элиза чувствовала себя виноватой, как будто просто так теряла время, которое могла потратить на полезное дело. Повинуясь невнятному порыву, она даже раскрыла том Вейера на странице, которую заложила шелковой ленточкой, но только немного поразглядывала картинки с изображением непонятных символов и пентаграмм, чтобы с раздражением захлопнуть книгу.
Ей хотелось почитать что-то простое и легкое, но таких книг в Бренненбурге не водилось. Самым увлекательным, что находила Элиза, был справочник по анатомии. Изображения внутренностей, пусть и давным-давно выцветшие, притягивали взгляд, хоть у Элизы и в голове не укладывалось, что внутри нее все точно такое же, как нарисовано в книге. Вдохновившись, она даже попросила Александра позволить ей посмотреть, как он будет ставить эксперименты над животными, но барон снова ответил жестким отказом — его не убедило даже то, что Элиза вместе с отцом резала скот и не боялась крови.