Шарль Фурье на всю жизнь сохранит любовь к армейским формам, парадам, к точности. И через много лет, к удивлению прохожих, он будет следовать по улицам за полком солдат, самозабвенно наблюдать военные маневры и грандиозные парады. Создавая разнообразные планы устройства общества будущего, он возьмет много слов из армейского лексикона: генеральный штаб, младший штаб, смешанный штаб, администрация и т. д. Из этого же лексикона и самое главное слово его утопических сочинений — фаланга.
Но и после увольнения Фурье сохранил желание служить республиканской армии: он представил Директории проект реорганизации снабжения армии и план ее быстрого перехода через Альпы в Италию. Этот план был принят.
В июне 1796 года он получил письмо от члена Директории генерала Карно. «Организатор побед» республики, замечательный математик в обтекаемых тонах поблагодарил господина Фурье за замечания по поводу предлагаемой системы организации французской армии и ее снабжения. Столь корректный ответ расхолодил Фурье и остановил от отправки очередного, уже подготовленного проекта.
Глава II
ШКОЛА ЖИЗНИ
Спустя три года после подавления мятежа Шарль снова оказался в Лионе. После освобождения из армии он побывал в Безансоне, Бордо и Марселе. Рассчитывая обосноваться в Руане, вновь поступил на службу в богатый торговый дом Бускэ, но место оказалось временный, и он вернулся в Лион, связав отныне с этим городом большую часть своей жизни. Отсюда он уезжал в города Франции, Германии и Нидерландов, сюда возвращался, здесь сопоставлял, анализировал…
Быстро восстановленный после событий 1793 года промышленный Лион, казалось, ничего не помнил о своей недавнем унижении… Это был единственный, кроме Парижа, город страны с населением свыше ста тысяч, крупный торговый и промышленный центр. Лионские купцы широко торговали железом, тканями, хлебом, вином. По Роне и Соне сюда везли вина и хлеб из Бургундии, сахар, пряности и колониальные товары из Марселя. Восемьдесят оптовых домов по торговле пряностями совершали сделки на миллионы франков.
Огромные торговые обороты превратили Лион в крупнейший финансовый центр страны, в город банкиров и маклеров. Европейскую славу ему принесли знаменитые шелка. Лионское производство представляло в то время типичный образец капиталистической рассеянной мануфактуры, где четыреста хозяев-купцов держали в своих руках тысячи рабочих — мастеров, подмастерьев, учеников. Лион сосредоточил в себе все социальные контрасты и антагонизмы общества.
Лион стал школой жизни мыслителя.
С вершины холма Круа-Рус можно обозреть весь город. На вытянутом полуострове между Роной и Соной видны колокольни крыши центральных кварталов.
У улицы Мерсьер другое лицо. Здесь крепко обосновалась мелкая буржуазия: коробейники, торговцы зеленью и молоком… Лионский базар розничной торговли почти ничем не изменился со времен короля Франциска I, разве что видом некоторых товаров. А характер торговли тот же, торгуют даже в жилищах. В 10 часов вечера на улице Мерсьер не видно ни одного освещенного окна. Можно подумать, что жители вымерли — они легли пораньше спать, чтобы не потерять ни одного сантима в утренние часы торговли ситцами и коленкорами, фигурками католических святых, овощами и прочей снедью. Они всегда жили не нуждаясь, хотя и без роскоши, однако критическая зима 1795/96 года изменила и их положение. Они все чаще страдают от роста цен и угрозы попасть в зависимость к крупным предпринимателям.
«Лишь зажиточный класс может пользоваться жизнью в настоящий момент, а трудящиеся находятся в крайней нужде»; ремесленники и рабочие «видят все меньше соответствия между плодами своего труда и своими повседневными потребностями»; «отчаяние и горе достигли высшего предела» — такого рода заявления приводились в эти месяцы почти в каждом полицейском донесении.
Из года в год Фурье открывал для себя Лион. Ни в одном городе страны, даже в Париже, социальные противоречия не выражались так остро, как здесь. Систематическое недоедание, каторжный труд, ужасы безработицы, непроходящие болезни и преждевременная смерть — вот удел лионских тружеников. Их семьи ютятся в жалком и скученном квартале Сен-Жорж. Во дворики их домов никогда не заглядывает солнце.