Какую же выгоду в данном случае принесли свобода торговли и свобода конкуренции? Удвоились цены, уничтожилось производство, и обогатились плуты.
Фурье знакомит читателя еще с одним способом грабежа общества — игрой на бирже. Как никто, биржевые аферисты умеют опутать всех сетью интриг и ввести в обман. У них свои приёмы. Они распространяют «слухи о больших бедствиях, которые собираются устранить с помощью скупки товаров; на все безумно повышают цены, после чего скупают новые товары, грабя подобным образом заводы и фабрики».
Они применяют тиранию ажиотажа даже по отношению к власти. Во время войны с Австрией в 1805 году парижские биржевики в продолжение двух месяцев произвели неслыханное опустошение французской промышленности, распустив слух, что заем, предоставленный Наполеону, не гарантирован капиталом банка и налогами.
Не менее губителен для общества, утверждает Фурье, грабеж общества торговым паразитизмом. Ведь главной экономией производства должна быть экономия труда, а у нас, пишет он, часто сотня людей занята такой работой, для которой едва ли потребовалось бы два-три человека. Свободная конкуренция повсюду увеличивает до бесконечности число купцов и торговых агентов.
Только в Париже 3 тысячи мелких торговцев, в то время когда их достаточно было бы и трехсот.
Неужели обществу непонятно, что главная экономия должна заключаться в экономии рабочих рук, в устранении тех посредников, без которых можно обойтись и которых мы обрекаем на столь непроизводительные функции, как торговые операции?
«С тех пор как философия проповедует страсть к торговле, всюду, вплоть до села, все торгуют. Глава семьи перестает заниматься делами, будь у него для продажи хоть один теленок, он будет терять день за днем, слоняясь по рынкам, постоялым дворам и кабакам. Особенно ярко это сказывается в районах виноделия; всюду благодаря свободе конкуренции неимоверно разбухает количество купцов и торговых посредников… В маленьких городках за один год перебывают сотни коммивояжеров и сотни коробейников. Число торговцев растет, и даже если одни исчезают, как было в Марселе во время чумы, то сейчас же появляются новые».
Фурье выделяет еще одно зло торговли, состоящее в свободе продавца самому оценивать свои товары. Покупатель никогда не уверен ни в добром качестве, ни в справедливой стоимости купленного. Каждый продавец выдает свой товар за лучший. И чаще всего поверивший крикам продавца покупатель, купив товар, дома убеждается, что ему подсунули гниль. В результате, как бы они ни торговались (при этом оба стараются друг друга обмануть), обманутым, конечно, оказывается покупатель. Фурье утверждает, что этого можно избежать, если выпускаемый в продажу товар будет предварительно оценен специальной комиссией, которая до продажи установит его свойства и качества.
Дальше Фурье раскрывает существо мнимой свободы сделки. Нынешняя «свобода» торговли ведет к тому, что каждый вынужден покупать пищу, одежду, которые ему предлагают торговцы, — он в рабстве у торговцев, действительно свободных в своих преступлениях против общества.
А когда откроет общество глаза на процветающую фальсификацию продуктов? Фурье говорит, что у нынешних торговцев почти невозможно получить натуральные продукты. В Париже нельзя достать стакан натурального молока или неразбавленной водки, пирожные делаются не из натурального сахара (каким тогда считался тростниковый), а из свекловичного… Торговля ведет род человеческий к обнищанию и вырождению. Молочные продукты, масло, вино, водка, сахар, кофе, мука — все фальсифицируется. Даже в деревне вместо натуральных продуктов вам преподнесут за ваши деньги медленно действующие яды.
И в заключение он говорит: «Двух томов не хватило бы, чтобы перечислить, даже опуская детали, все грехи и преступления коммерции… описание их составило бы труд более объемистый, чем энциклопедия».
Нужно было иметь мужество Фурье, чтобы возвысить голос против господства торговли, когда та, по его словам, «деспотически царила над Цивилизацией и над самими монархами». «Нападать на проделки торговцев — это значит предать себя анафеме, это равносильно восстанию в XII веке против тирании пап и баронов».
Энгельс высоко оценил эту полную гнева и ненависти критику Фурье: «Всегда жизнерадостный по своей натуре, он становится сатириком, и даже одним из величайших сатириков всех времен. Меткими, насмешливыми словами рисует он распустившиеся пышным цветом спекулятивные плутни и мелкоторгашеский дух, овладевший с закатом революции всей тогдашней французской коммерческой деятельностью»[9].