Оставалось позаботиться о сотне деталей, и они сформировались в четкий список в сознании юного командира. Тави пристегнул меч, еще раз пробежался по списку и взял плащ.
– Хорошо, мы можем все обсудить по дороге.
– Нет, – твердо сказал телохранитель.
Тави набросил плащ на плечи.
– Сенатор будет недоволен, если мы заставим его ждать. Нам пора.
Арарис секунду пристально смотрел на Тави, потом запер дверь, скрестил руки на груди и прислонился к двери спиной.
– Сенатор может подождать, – сказал он.
Тави смотрел на Арариса до тех пор, пока список не перестал занимать его мысли. С минуту он изучал телохранителя, оценил его усталую позу и напряженные плечи. Тави сосредоточился и смог ощутить смутное чувство беспокойства Арариса и в то же время его железную решимость.
– Ладно, давай поговорим, – согласился Тави.
Арарис кивнул:
– Самое время.
Над их головами тяжело застучали сапоги. Вероятно, помощник трибуна нес казну легиона в сопровождении двух копий охраны.
– Почему сейчас?
– Потому что начинается военная кампания. Всегда существует вероятность, что ты не вернешься. Кроме того, ты стал взрослым мужчиной, Тави. Начали распространяться слухи, и ты должен быть готов. Ты должен знать. Ты заслуживаешь знать правду.
Тави ощутил, как накатила горячая волна хорошо знакомого раздражения, но постарался сохранять спокойствие.
– Я слушаю.
Арарис кивнул.
– Мне нужно многое сказать. Но я хочу знать, о чем ты уже догадался.
Тави глубоко вздохнул:
– Я знаю, что ты был телохранителем принцепса Гая Септимуса. Мне известно, что он погиб в Первой кальдеронской битве двадцать два года назад. Считалось, что его телохранители погибли тогда же. Они похоронены вместе с ним в мемориале принцепса в Кальдероне. Я знаю, – продолжал Тави, – что ты принес мне клятву верности. Что Гая, похоже, это не волновало, но он сделал так, чтобы ты находился рядом со мной все эти годы.
Арарис кивнул.
– Все это правда.
– Я знаю, что тетя Исана нечасто говорит о моей матери. Как и дядя Бернард. – Тави опустил глаза. – А о моем отце они сказали лишь одно: он был солдатом. – Он постарался сдержаться, но его голос наполнился горечью. – Из чего следует, что я ублюдок легионера. А их полно повсюду.
Арарис поднял голову:
– Ублюдок? Нет. Нет, Тави, твои родители были женаты.
Тави почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он целую жизнь прожил, ничего не зная об отце и матери. Все избегали этой темы и говорили загадками. Тави с трудом произнес:
– Ты… их знал?
В глазах Арариса появилось отсутствующее выражение.
– О да, – тихо ответил он. – И очень хорошо.
– Как… – начал Тави, но у него перехватило в горле. – Кто… Что…
Арарис поднял руку:
– Сначала я должен тебе кое-что сказать. Я не хотел быть тем, кто откроет тебе эту тайну. Это долг Исаны. Но она… – Он встряхнул головой. – Когда человек переживает такие жестокие потери, как она, и в такие короткие промежутки времени, они оставляют раны, подобные ударам меча. От некоторых можно оправиться. Но иногда их последствия не проходят. Они ломают человека. И остается лишь надеяться, что со временем их удастся пережить.
– Я не понимаю, – признался Тави.
– Исана… не способна ясно мыслить, когда речь идет о тебе. Во всяком случае, об этом. Она отчаянно тебя любит, Тави.
Тави прикусил губу и кивнул:
– Я знаю.
– Она ужасно боится тебя потерять. И это мешает ей мыслить ясно. Исане не хватило решимости. Я верю, что она уже очень давно хотела рассказать тебе правду, но так долго держала ее в секрете, что теперь не знает, как выпустить на свободу.
Тави потряс головой:
– Подожди. Арарис, какую правду?
– Правду о твоем отце, – тихо сказал Арарис. – Правду о Гае Септимусе.
Все внутри у Тави оборвалось, когда он услышал эти слова.
Он знал – нет, не знал, но предполагал, анализировал, проверял теорию, как его учили это делать курсоры. Бесполезные упражнения, во всяком случае, так он тогда думал, однако правильнее было бы сказать, что он нашел новый способ грезить наяву о том, чтобы иметь настоящих родителей. Ребенком он проводил долгие часы, представляя себе, как они выглядели, что могли бы сказать.
И какой бы стала его жизнь. Насколько лучше она могла быть.
Конечно, идея о принцепсе как о неизвестном отце Тави имела один большой минус – полное отсутствие у него способностей к заклинанию фурий, что изменилось лишь два года назад.
Но с тех пор эта причина исчезла.
«На самом деле, – подумал Тави, – все было достаточно очевидно». Магия Тави все еще оставалась ограниченной из-за неспособности вызывать фурий, но если бы он сейчас находился в Академии, то заработал бы две или три бусины по каждому разделу магии. Да, дети граждан проявляли одаренность сразу в нескольких разделах магии, но чтобы кто-то обладал талантом сразу во всех – такое случалось крайне редко.