Она хотела встать, запуталась в спущенных штанах, выругалась, как сапожник, и яростно сдернула с себя штаны с трусами. Оставшись в одной разодранной кофточке, она вскочила на ноги и бросилась на Малко. Схватив его за шею, она и справа, и слева вдавила пальцы в сонную артерию.
Она действительно решила его убить. Он схватил ее за руки, но не мог оторвать их от своего горла: ненависть удесятеряла ее силы. Ему становилось уже трудно дышать.
Слишком глубоко укоренилось в нем светское воспитание, чтобы он мог, даже в этой ситуации, позволить себе ударить женщину. Они кружили по холлу, опрокидывая все на своем пути, свалились на фисгармонию. Малко удалось наконец оторвать от себя Маурин. Не помня себя от бешенства, она плюнула ему в лицо, снова кинулась на него. Они вновь очутились на полу. Убедившись, что ей не хватит сил задушить его, она попробовала другой прием. Ее рука скользнула вниз, схватила то, до чего дотянулась, и сдавила изо всех сил. От боли Малко едва не лишился чувств. Ярость вновь вспыхнула в нем. От прикосновения теплой кожи Маурин им овладело неистовое желание.
Не говоря ни слова, он расстегнул ремень на брюках и достал то, чего хотела его лишить Маурин, другой рукой отражая по возможности удары.
– Мерзавец! – вопила она. – Мерзавец!
Она ударила его по щеке. Воспользовавшись этим, он перекатился на нее и раздвинул ей ноги. Он видел прямо перед собой безумные глаза, кровоточащий рот. Твердые, как тиковое дерево, соски торчали из разодранной кофточки.
Вновь ее рука скользнула книзу между их телами. Когда он попытался удержать ее, было уже поздно: ладонь сомкнулась. Он напрягся, готовясь к боли.
Но тут произошло нечто поразительное. Вместо того, чтобы лишить его мужского достоинства, как она намеревалась еще минуту назад, Маурин неуклюже пыталась удержать его у своего лона!
– Да! да! – стонала она. – Да!..
Закатывая глаза, она вся обмякла, стала покорной и кроткой, готовой принять его.
Малко яростно вонзился, пригвождая ее к плитам пола. Закинув ей ноги так, что колени оказались у щек, он принялся мерно бить тазом, как кузнец молотом. Она не только не сопротивлялась, но и блаженно постанывала, неистово подкидывая животом и отпуская сочные непристойности.
Но когда она почувствовала, что он на грани наивысшего наслаждения, то сделала новую попытку вырваться, до крови укусила ему шею и простонала:
– Нет, нет! Не хочу!
Это явилось для него такой неожиданностью, что ей удалось подняться с пола именно тогда, когда семя готово было хлынуть. Нет, это уже было слишком! Он сделал бросок, схватил ее, и, поскольку она продолжала отбиваться, повалил ее лицом вниз на стол, смахнув с него стопку фамильных гравюр. Удерживая Маурин одной рукой, другой он раздвинул ей ягодицы. В том, что он делал, не было заранее обдуманного намерения, но страдальческие вопли Маурин пробудили в нем темные инстинкты. Держа ее за бедра, он владел ею до последнего мига и лишь тогда заметил, что вопли боли сменились стонами наслаждающейся самки.
Тут она вновь освободилась рывком, схватила вазу и швырнула ему в голову.
Желание вновь вспыхнуло в ном! Они повалились на ледяной мраморный пол, откатились к стене, крича от наслаждения. Маурин, у которой волосы разметались по лицу, удалось подняться и прислониться к стене. Малко навалился на нее и вонзился сзади.
Они находились в этом положении, как ему показалось, бесконечно долго. Потом Маурин освободилась и, даже не взглянув на него, побежала к парадной лестнице. Он больше не пытался догнать ее.
Ему понадобилась четверть часа, чтобы одеться и спуститься на землю. На останках фисгармонии висели белые трусики Маурин. Он снял их. В доме стояла тишина, и только в висках у него стучала кровь.
Ему пришло в голову, что Гордон-Динамитчик спит. Может быть, настало время попытать счастья?
Малый холл был безлюден, дверь в парк подалась легко. В голове у него прояснилось от свежего воздуха. Тщетно пытался он что-нибудь разглядеть в ночном мраке. Лучше всего было бы бежать здесь.
Но когда он уже приготовился пуститься в дорогу, сзади раздался голос Гордона:
– Ведь я говорил тебе, «поросенок», что спать мне не хочется!
Малко оглянулся.
Уперев в бедро «армалит», в дверях стоял динамитчик.
Теперь судьба Малко окончательно решилась.
Глава 11
Малко проснулся от света. Он встал и раздвинул шторы. По небу неслись густые облака, ветер гнул вершины деревьев. Он потянулся и едва не вскрикнул от боли. Точно накануне по нему проехался дорожный каток: все тело ломило, спина превратилась в сплошную рану, в низу живота жгло. Минувший вечер представлялся ему каким-то сном, а между тем в теле его застряли мельчайшие осколки гранаты, а на горле не сошли еще отметины пальцев Маурин. Вспомнив об этом необузданном совокуплении, он поспешил под душ, чтобы успокоить нервы.
Когда, десять минут спустя, Малко вошел в кухню, Биг Лэд, Гордон, Брайан и Маурин завтракали в гробовом молчании.
На Маурин были штаны из черного вельвета и пуловер в тон им. Точно стыдясь вчерашнего, она избегала смотреть на Малко. Нечто вроде бессознательного чувства вины за испытание, которому вынудила его подвергнуться.
Солнце едва встало. Внутренние помещения дома являли ту же картину разрушения, что и Помпея, если не хуже. Гордон выглядел бодрее других. Малко с трепетом наблюдал, как Биг Лэд наливает в чашку виски и выпускает туда же два сырых яйца... Он быстро выпил чашку черного кофе. Остальные к этому времени уже кончили завтракать.
– Ну, пошли! – просто сказала Маурин, вставая с места.
Она связала волосы узлом и глядела так же сурово, как накануне. Ни разу она не встретилась глазами с Малко. Они гуськом вышли из кухни. За парком виднелось серое море. Малко пришло в голову, что ему, вероятно, не суждено дожить до вечера. Выйдя из дома, они направились к гаражу. Гордон-Динамитчик открыл багажник «роллс-ройса» и заглянул внутрь, а Маурин подошла к Малко и, держа перед ним карту, промолвила холодным безучастным голосом:
– Вы сядете за руль этой машины и поедете к Армагу через Баллинахинч, Ньюкасл и Ньюри. Это примерно полтора часа. На карте все помечено. Через восемь миль после Маркетхилл увидите справа съезд на проселок и указатель «Хэмилтон Баун». Повернете туда. Через четверть мили слева увидите заброшенную ферму. Въедете во двор и трижды просигналите.
Малко не мог поверить, что Маурин оказывает ему такое доверие. Зачем же, в таком случае, было угрожать ему накануне? Если бы он решил отправиться прямиком к англичанам в заминированном «роллс-ройсе», вся ее затея полетела бы к черту!
Он уселся на водительское место, нажатием кнопки опустил стекло. Маурин облокотилась о спинку соседнего сиденья. Хлопнула крышка багажника.
– Поезжайте, – сказала она, – но глядите: Гордон в багажнике. Если вам вздумается предать нас, он в ту же секунду замкнет цепь запала, и все взлетит на воздух. Он сделает это, можете не сомневаться!
Малко почувствовал, как мурашки бегут у него по коже.
– А если меня остановит кордон?
Маурин пожала плечами.
– Для того вы и нужны мне! Без машины нам не обойтись. Придется проехать полстраны, а вам сделать это несравненно легче, чем нам. Может быть, и хитрость какая-нибудь понадобится: Гордону никак нельзя попасться. Ведь стоит поднять крышку багажника, и все взлетит на воздух. Счастливого пути!
Еще один кандидат на золотую медаль по черному юмору. Малко не стал спорить, – взял верх славянский фатализм. Если уж ему суждено разлететься на куски, это случится, по крайней мере, в роскошном гробу на колесах! Он тронул рычажок автоматической коробки скоростей и плавно тронулся с места. Заговорщики становились вес меньше и меньше в зеркале заднего обзора. Огромный голубой «роллс-ройс» сверкал в лучах утреннего солнца. Малко неторопливо выехал из имения и покатил берегом Стренгфорд Лаф, наслаждаясь последними минутами душевного покоя. Изредка попадавшиеся прохожие с почтением оборачивались ему вслед, а одна девица даже послала ему улыбку.