– Нам не довелось поговорить, когда ты валялся без сознания прошлой весной.
Дуриас фыркнул и потер щеку.
– Нет, не довелось.
– Ты был с Насагом в течение двух лет, как я понимаю.
Дуриас кивнул.
– Был… Он сказал, что почерпнул идею о том, чтобы основать Свободную Алеру, от меня.
Тави поднял брови. После чего сказал:
– Ты – Первое Копье своего Легиона.
– Не трудно быть Первым Копьем, капитан. Ты просто служишь дольше других. Я просто был первым новобранцем.
– Спорю, что это хорошая история.
Дуриас пожал широкими плечами.
– Но ты не капитан, – отметил Тави.
Дуриас ухмыльнулся и указал на свою челюсть.
– Для этого у меня недостаточно опыта драки на кулаках, я полагаю.
Тави фыркнул.
Дуриас проводил их за территорию госпиталя канимов и кивнул в сторону старого шатра с заплатками, переделанного в палатку из ткани, похожей на парусину.
– Твой человек там.
Тави шагнул вперед и увидел Дуриаса, стоящего рядом в положении, в котором Тави было бы трудно развернуться и нанести удар мечом, который он держал. Он посмотрел через плечо и увидел, что Дуриас держит руку на своем клинке. Он удивленно изогнул бровь.
– Что ты делаешь, центурион?
– Предотвращаю недоразумения, – сказал Дуриас. – Приказ, капитан.
Тави полностью развернулся, а затем молча протянул свой меч рукоятью вперед.
Дуриас покачал головой.
– Здесь приказы имеют большее значение, чем в твоей Алере, капитан. Ты можешь оставить меч при себе. Просто не забывай о том, что мой – при мне.
Тави мгновение изучал молодого человека, и понял, что тот стоял с прямой спиной, ногами наготове, держа руку на своем мече, но его вес был перенесен на пятки.
Это была высокомерная поза, по стандартам Алеры, которая почти всегда просила боя, но если бы он был канимом, то сразу бы узнал, что поза ненападения сочетается как с осторожностью, так и с уважением.
– Не забуду, – сказал Тави.
Он повернулся и вошел в палатку, обнаружив Эрена, лежавшего в ванне, с кровью на шее и – врага, стоявшего рядом с ним на коленях с окровавленным кинжалом в руках.
Тави мгновенно потянулся к мечу, но сдержал себя от обнажения стали, и как только он почувствовал тонкое изменение воздуха за собой, меч Дуриаса на пол дюйма вышел из ножен.
Антиллус Доротея, Верховная Леди Антиллус, единственная выжившая сестра Верховного Лорда Калара и женщина, которая предала Первый Алеранский канимам, взглянула на Тави, когда он вошел в палатку.
Тави сразу почувствовал вспышку гнева в ее эмоциях, быстрого и горячего, но затем внезапный всплеск страха, который напрочь уничтожил гнев. Она закрыла глаза на мгновение, сжала губы, и он почувствовал как в женщине страх и гнев сменяются собранностью и концентрацией.
Она снова обернулась к Эрену, который лежал голый в лечебной ванне с закрытыми глазами и на грани обморока.
Она отложила нож в сторону, вместе с пером, которое ей пришлось вырезать из опухшей плоти вокруг первоначально сделанного Варгом разреза. Затем Леди Антиллус осторожно погрузила Эрена глубже в ванну, чтобы его горло было покрыто водой, и опустила голову.
Ощущение… Определённо не удовлетворенности, или благополучия, но чего-то другого, чего-то слишком богатого и глубокого, чтобы называться просто удовлетворением, вдруг потекло от неё, когда разорванные ткани начали соединяться, а пятна кровоподтёков вокруг горла Эрена стали бледнеть, и друг Тави неожиданно глубоко, со свистом, вдохнул.
Тави, нахмурившись, смотрел на Верховную Леди, изучая изменения в её внешности. Прежняя Леди Антиллус была женщиной, обладающей агрессивной, вызывающей красотой. Она выглядела молодо, конечно, как и большинство владеющих магией воды. Она носила синий шёлк, цвет дома её мужа, а её тёмные волосы были длинными и роскошными.
Теперь же она была одета в платье из серой домотканой материи, очень простое, незатейливое, но добротное. Её волосы были подстрижены, приобрели практичную длину, и были перехвачены сзади кожаным шнурком.
Она носила фартук целителя, запятнанный алой кровью алеранцев и гораздо более тёмной кровью канимов. Она не пользовалась косметикой – без которой Тави раньше никогда её не видел – и не носила никаких украшений.
За исключением блестящего стального ошейника повиновения вокруг горла.
– Первое копье, Капитан Сципио, это займет еще некоторое время, – сказала она все таким же тихим и мягким голосом, каким его запомнил Тави, – Я прошу прощения что не могла заняться этим раньше, но мои услуги были необходимы самым тяжело раненным.
Тави мгновение смотрел на неё в растерянности.
– В-верховная Леди Антиллус. Добрый вечер.
Она взглянула на него с лёгкой улыбкой, полной иронии.
– О, прошу вас, Сципио. Верховная Леди Антиллус является изменницей, которая должна сидеть в камере Серой башни в ожидании суда и казни. Она, безусловно, не могла бы оказать помощь вам или, если я не ошибаюсь, судя по количеству спрятанных в его одежде ножей – курсору Короны.
Тави нахмурился, наклоняя голову.
– Да, полагаю, вы правы.
– Зовите меня Доротеей, – сказала она.
Тави ощутил легкое сожаление в ее голосе и возросшее чувство удовлетворенности.
– Я – целитель. Это то, чем я сейчас занимаюсь. Если вы не против.
Она снова склонилась над пациентом и закрыла глаза.
Тави покачал головой и взглянул на Дуриаса.
– Сарлу удалось схватить ее два года назад, – сказал Дуриас, почтительно понизив голос. – Он собственноручно надел на нее ошейник повиновения и приказал не причинять вреда, подчиняться приказам и лечить тех, кто в этом нуждался.
Тави судорожно вздохнул, начиная понимать.
– И только Сарл мог снять ошейник.
– Но он погиб, – тихо добавил Дуриас.
В глазах молодого центуриона читалось неподдельное, глубокое сочувствие и боль, когда он смотрел на бывшую Верховную Леди.
– Ей не избавиться от него. Если его снять, она умрет.
Тави медленно выдохнул, качая головой.
– Вам не заполучить ее, – сказал Дуриас. – Это я вам точно говорю.
– Довольно лицемерно со стороны ваших людей отказываться освободить раба от его ошейника, Дуриас. В этом смысл вашей справедливости?
Дуриас скривился.
– Фурии – свидетели, это не так. Я понимаю, каково ей. Так же, как и все остальные. Но она слишком ценна для нас и заслуживает быть в числе тех, кому стоит познать существование в ошейнике повиновения. Мы не станем им злоупотреблять. – Он покачал головой. – Хотя в первые недели, пока всё не устаканилось, много всего произошло…
Тави почувствовал отвращение, просто думая об этом. Конечно, Верховная Леди Антиллус понятия не имела о чем-то вроде милосердия или сострадания, но, тем не менее, никто не заслуживал подобного возмездия, которое обеспечили ей бывшие рабы, получившие свободу.
– Дело не в том, что она сделала, и не в смертях, в которых она повинна. Дело в ее сыне.
Яркий всплеск боли Доротеи поразил Тави: тоска, печаль, сожаление и неистовая, неистовая любовь. Она взглянула на него.
– Крассус? – Спросила она. – Он… он в порядке?
– Последнее, что мне известно, – сказал Тави, – он знает, что вы сделали. Он не станет говорить об этом со мной, но я уверен в том, что он беспокоится о вас. И хотел бы знать, что с вами произошло.
Цвет лица Эрена значительно улучшился, и теперь его грудь спокойно вздымалась и опускалась. Доротея дотронулась до ошейника мимолетным движением и опустила руку.
– Я…
Она прикрыла глаза.
– Думаю, будет лучше сказать, что… что Леди Антиллус погибла в бою. – Она отрыла глаза и встретилась взглядом с Тави. – Ведь так и было.
– Я… – Тави покачал головой. – У меня нет времени на это.
Доротея вспыхнула и опустила взгляд, склоняя голову в знак согласия.
– Где он?
– Я оставил его во главе Первого Алеранского.
Она резко побледнела, и Тави пришлось опереться на свой меч, чтобы устоять при внезапном всплеске ее ужаса, когда она повернулась, чтобы взглянуть на осажденные руины.