К этому времени, Китаи вернулась с лошадьми, и Тави вскочил в седло. Длинноногого, широкогрудого черного жеребца он назвал Актеоном. Конь был подарком тетки Китаи Хашат.
Ну, не подарком, вообще-то, так как Клан Лошади не считал своих тотемных животных собственностью. Как понял Тави, он был поручен заботе коня в вопросах, где была необходима скорость, а конь был поручен ему в вопросах всего остального. До тех пор, пока договоренность не будет разорвана.
Тави резко повернул Актеона, когда Китаи вскочила на своего маратского скакуна, пятнистую серую кобылу, которая могла бежать более неустанно, чем любая алеранская лошадь, которую Тави когда-либо видел. Энна повернулась и широким шагом быстро вернулась своей чалой, осёдланной почти не имеющим заклёпок недоразумением, что у маратов называется седлом, и послала её с места в карьер.
Было мало смысла в попытке угнаться за ней – ни один всадник во всей Карне не мог сравниться с темпами наездников Клана Лошади маратов.
Ему не нужно было ничего говорить Китаи. Они оба уже ездили сюда так часто, что теперь было обычным делом для них погнать обеих лошадей галопом в тот же миг, и они вместе проскакали назад, к укреплениям Первого Алеранского на Элинархе.
* * *
– Я знаю, что пока ещё не было приказов, – громогласно заявил Валиар Маркус, хмуро глядя на хозяина конюшни. – Даже если они никогда не придут, это хорошая практика для моих людей. Так что ты, вороны побери, отменно подготовишь этих лошадей для Воронов Битвы, и ты займёшься этим немедленно, или я прикажу выпороть твою ленивую задницу у позорного столба.
Хозяин конюшни первой в Алере когорты конной пехоты угрюмо отдал честь Первому Копью и поспешил прочь, покрикивая на конюхов, которые заботились о дополнительных лошадях. Маркус нахмурился, глядя в спину мужчины.
Ему фактически пришлось пнуть человека, всю жизнь исполнявшего свою работу, чтобы заставить его исполнять его обязанности, но он был слишком стар, чтобы тратить так много энергии на дураков. Хороших помощников, похоже, становится всё труднее найти, несмотря на то, что Империя борется за свою жизнь против наибольшей угрозы её целостности за, по меньшей мере, четыре сотни лет.
Маркус гордо прошествовал через расположение Первого Алеранского, палатки которого вытянулись ровными рядами внутри крепостных стен города, на Элинархе, огромном мосте, переброшенном через широкую реку Тибр.
По дороге он остановился переговорить с несколькими старшими центурионами, передав им предупреждение, что что-то происходит в офицерской ставке. Так или иначе, суматоха среди офицеров означала, что рядовым легионерам приказано одновременно спешить и ждать, но всегда это было хорошо для центурионов, следящих за подготовкой и не проявляющих беспокойства независимо от того, насколько неожиданными или срочными были новости.
Маркус двинулся в город. Он значительно вырос за те два года, что Первый Алеранский использовал его в качестве оперативной базы.
Фактически, южная часть города была заново отстроена из булыжника и превращена в крепость, выдержавшую две свирепых атаки элитных канимских воинов, и в два раза больше набегов их завывающих рейдеров – прежде, чем капитан взял на себя инициативу и начал переломное сражение с канимскими захватчиками, преподав им достаточно жестокий урок, чтобы научить их держаться подальше от Элинарха.
Улицы были запружены беженцами из оккупированной территории на юге, и на рынках цены на продукты питания поднялись до возмутительного уровня – еды просто не хватает, а спрос поднял цены до небывалых высот.
Маркус прошел через все это, не замедляя шаг. Никто не мешал его движению. Хотя он не был высоким мужчиной, и выглядел не намного более грозно, чем любой другой легионер, толпа, казалось бы, чувствовала его волю и решимость. Люди просто растекались с его пути.
Маркус достиг квартир командования как раз, когда копыта начали выбивать ритмичную дробь по брусчатке. Полудюжина маратских ауксилариев Первого Алеранского ехала по улице, расчищая путь для капитана и посла маратов, вернувшихся раньше с их ежедневной прогулки, и еще шестеро замыкали шествие.
С тех пор как смертоносные канимские убийцы, которые стали известны как Охотники, попробовали испытать свою удачу против капитана и его женщины, молодой человек никогда больше не оставался без присмотра.
Маркус нахмурился. Сингуляр капитана, его личный телохранитель, которого, как правило, редко можно было увидеть дальше нескольких шагах от его спины, по-прежнему отсутствовал в лагере.
Не было никакого объяснения почему, или где пропадал этот человек. Однако Маркус не собирался интересоваться у капитана по этому вопросу.
Как Первое Копье – старший центурион Легиона, он имел практически неограниченный доступ к командной структуры, по сравнению с любым другим рядовым солдатом Первого Алеранского, но даже его сравнительно широкие полномочия имели пределы, и он не собирался превышать их.
Это могло заставить людей задавать опасные вопросы.
Маркус отбросил неприятный ход мыслей и беспокойную дрожь, которая скрутила его желудок, когда он позволил себе задуматься над этим.
– Маркус, – сказал капитан. Они обменялись быстрыми приветствиями. – Что вы слышали?
– Только что прибыл, сэр, – ответил Маркус.
Капитан кивнул.
– Я послал приказ подготовить ауксилариев к выезду, как и Воронов Битвы.
– Уже сделано, сэр, – сказал Маркус.
– Молодец! – ответил капитан Маркусу с короткой усмешкой, поразительно похожей на мальчишескую. Спустя два года даже Маркус иногда забывал, каким молодым капитан был на самом деле.
Его достоинство, мужество и ум вели теперь уже бывалый Легион через смертельную войну маневров с беспощадным врагом, и он стоял на передовой и в центре, перед лицом опасности, рядом со своими людьми на каждом шагу этого пути.
Они любили его за это. Молодой капитан занял пост командира так естественно и так умело, как если бы он был рождён для этого.
Что вполне естественно, потому что, собственно, так и было.
Желудок Маркуса скрутило снова.
Ему было легче думать о нём, как о капитане. Кем бы ни стал молодой человек со временем, сейчас он был капитаном – и капитаном, достойным преданности Маркуса.
Достойным его уважения. "Достойным твоей честности", – прошептал ядовитый голосок в его сердце.
– Пошли, – сказал капитан, и его взгляд, и его мысли были сфокусированы на командном штабе. – Если Эрен вернулся так скоро, значит, у него что-то неотложное. Давай выясним, что именно.
Валиар Маркус, чьё настоящее имя было не Валиар Маркус, последовал за Капитаном Руфусом Сципио, чьё настоящее имя было не Руфус Сципио, в укрепленное каменное здание командующего, борясь с внезапным предчувствием, что дни, когда ему нужно было притворяться кем-то ещё, практически сочтены.
* * *
Исана, стетгольдер Долины Кальдерон, скривилась, когда фургон врезался в ухаб на дороге, и она поставила кляксу на цифре в столбике чисел, которые подсчитывала на маленьком наколенном столике.
Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и успокоиться, решительно напоминая себе, что её недовольство вызвано долгими неделями труда и путешествий, а не бездарностью строителей фургона, погонщика запряжённого в него скота, или инженеров, которые первоначально проложили дорогу.
Она потянулась за чистым листом бумаги, но обнаружила, что в деревянном ящике пусто.
– Майра, – обратилась она к дочери кучера повозки, – у тебя есть ещё бумага?
– Да, миледи, – раздался молодой женский голос. Фургон скрипнул, когда кто-то завозился на переднем сиденье, затем занавески, загораживающие вход в заднюю часть фургона, раздвинулись, и появилась худенькая, кудрявая милая девочка, протягивающая новую пачку.
– Благодарю тебя, дитя, – сказала Исана, беря бумагу.
– Не за что, миледи, – сказала, сияя, Майра. – Вы знаете, что мы сейчас на территории беженцев? Охранник показал мне и отцу то самое место, прямо здесь, на дороге, где произошло это страх-жение с канимами.