Амара мгновение непонимающе смотрела на него.
Затем она наклонилась и ее вырвало.
Она осталась в таком положении, наклонив голову вперед, со сложенными на коленях руками, пытаясь прийти в себя.
Рука Бернарда коснулась ее плеча.
— Я… — выдохнула она, — я не хотела… я думала, я знала как, но я не… я думала он потеряет сознание и я отпущу его, но он продолжал сражаться…
Его пальцы нежно сжали ее руку.
— Кровавые вороны, — прошептала она, — отвратительный способ убить человека.
Бернард убрал руку и протянул ей флягу с водой.
— Любимая, — тихо произнес он, — время.
Снова раздались звуки охотничьих рогов.
Амара зажмурилась, кивнула и выпрямилась.
Она взяла флягу, прополоскала рот от ужасного вкуса и затем сделала глоток. После этого Бернард медленно двинулся по направлению к двум лошадям, к которым он не применял свое заклинательство, двум ведущим лошадям, которые, предположительно, были самыми быстрыми лошадьми в группе.
Бернард заговорил мягко, ласково, и Амара снова почувствовала медленную, устойчивую пульсацию успокаивающей магии земли. Через минуту он взял обоих животных за поводья, и повел их к ней.
Пока Амара садилась верхом, Бернард вытащил носилки Гая из укрытия, затем привязал один конец верёвки к ним, а другой к седлу лошади Амары.
Амара обернулась, сосредоточив внимание на носилках, бормоча без слов, призывая Цирруса, чтобы оторвать их от земли. В течение нескольких секунд под носилками Гая образовался маленький вихрь, подняв их примерно на восемнадцать дюймов над землей.
На этот раз Бернард пошёл впереди, скрывая их, пока они ехали через дремучий лес. Амара следовала за ним, таща носилки на своём миниатюрном циклоне и стирая все следы, что они оставили.
Это не сможет помешать людям Калара их преследовать, но скроет их количество и скорость движения, лишая врага информации, которая может помочь разумно организовать погоню. Это также заставит преследователей сбавить темп, если они не хотят потерять след, особенно после наступления ночи.
Тени начали сгущаться, пока Бернард вёл лошадей в северном направлении, прочь от тропы, в чащу леса. Он повернул на восток, в сторону гор, по плавной дуге, и всё это время горны Бессмертных трубили во мраке вокруг них.
Вечер превратился в сумерки, которые все быстрее сгущались. Ландшафт, который был трудным в тусклом свете, в темноте стал буквально смертоносным, и Бернард снизил скорость, чтобы позволить лошадям самим выбирать путь.
Ночь становилась холоднее. Напряжение от всего их путешествия, от бегства, от необходимости контролировать фурию, поддерживающую носилки, начало сказываться на Амаре, и она почувствовала, что дрожит от холода и истощения.
Ей очень сильно хотелось спать. Ей очень сильно хотелось упасть с лошади и остаться лежать. Но с мрачной решимостью она заставляла себя держаться в седле и сохранять вертикальное положение на протяжении, как ей казалось, целой недели.
Затем месяца. Затем года.
А затем лошади вышли из леса, и Бернард фыркнул от удовлетворения.
Амара подняла глаза. В звездном свете она могла разглядеть очень мало, несмотря на несколько часов, за которые ее глаза должны были приспособиться.
Было похоже, будто звезды на половине неба были попросту стерты или — поняла она — скрыты облаками. Она устало понадеялась, что это не означает скорого начала дождя.
Затем она осознала, что видит перед собой, и ее сердце подскочило.
Горы Калара. Они возносились перед ней в безмолвном, непоколебимом величии, их огромные пики отбрасывали тень на половину звездного неба.
Бернард негромко проговорил в темноте:
— Здесь недостаточно растений, чтобы я мог поддерживать завесу на этой тропе. С этого момента, если нас заметят, у нас не будет вариантов. Ты хочешь сделать это быстро или медленно?
Зубы Амары стучали от холода, но ей удалось выговорить:
— Быстро. Я уже на грани.
Бернард сделал глубокий вдох, кивнул и сказал:
— Ну что ж, понеслось.
Затем он пустил своего уставшего коня вперед, в вялый галоп, и Амара последовала его примеру. Они спешили по тропе в темноте, когда Амара снова почувствовала нервозность.
Ей понадобилось несколько мгновений, пока они ехали по ровному участку тропы, которая должна была вывести их к первому перевалу через горы, чтобы понять причину своей нервозности.
Охотничьи рога Бессмертных перестали трубить.
Сначала их ослепил свет, болезненный посреди ночной тьмы в горах.
Лошади, слишком уставшие, чтобы по-настоящему запаниковать, вскинули головы и нервно затанцевали. Амара подняла руку, пытаясь закрыться от болезненного потока света — наверняка испускаемого огромным магическим светильником, которые порой использовали в крепостях — и почувствовала, как неожиданно ослабло присутствие Цирруса.