Она целиком погрузилась в работу, пропустив свои чувства с Рилл через каждое раненое тело.
Человек по имени Фосс, офицер, командующий корпусом целителей, посмотрел, как она оказывает помощь первому человеку, которого принесли, кивнул и тут же начал отдавать приказы.
Исана вскоре осознала, что занимается мужчинами с наиболее тяжелыми и болезненными ранениями.
У одного несчастного глаза были жестоко иссечены каким-то оружием. Другой молодой человек пострадал от чего-то, что выглядело как удар копья по гениталиям.
У третьего лечили раздробленую грудину, но он не пришел в сознание — целитель, который им занимался ранее, не почувствовал гематомы на сердце, и сделал свою работу неуверенно и неудовлетворительно.
Исана целиком растворилась в работе, в монотонном ритме исцеляя больных и погружая их в сон.
Она не знала, скольким людям она помогла, но в перерывах между работой она смутно понимала, что должна была упасть в изнеможении уже после первой партии.
Конечно, она чувствовала усталость, но работать, казалось, стало легче, быстрее, как будто ее "прикосновение" стало на порядок чувствительней, что позволяло ей точно определить, где был нанесен ущерб, и направить целительную силу своей фурии с большей точностью и изяществом.
Ее способности не увеличились настолько, насколько она научилась тратить меньше сил на выполнение той же работы.
— Последний, — дежурно пробурчала она, опуская еще одно израненное молодое тело в целительную ванну. Это был рослый молодой человек с хорошо развитой мускулатурой, его ноги и живот были покрыты жуткими ожогами.
Исана вздрогнула и была рада, что бедный легионер был без сознания. Такие ожоги приносят невыносимую боль, и если ее способность к целительству выросла, то выносить страдания других оставалось таким же тяжелым испытанием.
Легионера поместили в ванну, и Исана поддержала его голову, убеждаясь, что он не скользит под водой, и поразилась, поняв, что она знает этого мужчину.
Это был Макс, друг Тави.
Она закрыла глаза и приступила к работе с твердой, решительной настойчивостью. Ожоги были одними из самых худших ран для исцеления, она сказала бы самыми худшими, если бы у нее не было опыта в течении нескольких недель почти неостанавливающегося целительства больного с инфекцией, вызванной испорченным гаровым маслом, попавшим в рану.
Хотя ожоги и не были похожи на тот гнойный ночной кошмар, они были достаточно плохи, а учитывая огромную потерю крови, состояние раненого Макса было критическим. Она обратила свое внимание на изувеченную плоть и с помощью Рилл начала разбираться с этими проблемами.
Она занималась ранами до того момента, пока не была уверена, что не останется отвратительных шрамов, но юноша ослаб, и она не осмелилась продолжать.
После всех своих усилий она откинулась назад и устало кивнула санитару. Она расслабилась, как только Макса уложили в кровать, и вытерла руки полотенцем.
— Миледи, — произнес голос позади нее. — Если вам когда-нибудь понадобится работа, я смогу предложить вам звание старшего подтрибуна и сразу назначить максимальный оклад.
Исана обернулась и обнаружила Фосса, наблюдавшего за исцелением Макса и теперь качающего головой.
— Вороны, — сказал легионерский целитель. — В идеальном мире вы бы получили мою должность.
Она устало улыбнулась.
— Спасибо, трибун. Я уверена, что вы бы сделали столько же.
Фосс фыркнул.
— Вы вернули человеку глаза, миледи. Это тонкая работа, и я знал, возможно, двух или трех целителей за всю свою жизнь, которые могли бы это сделать. И один из них — Верховная Леди.
— Вы сделали больше работы, чем любые три моих целителя, и в два раза быстрее. У Вас выдающийся дар.
Он склонил свою голову перед ней.
— Спасибо.
Она моргнула несколько раз, чувствуя себя растерянно.
— Я… всегда пожалуйста, обращайтесь.
Фосс кивнул и предложил ей свою руку.
— Нам лучше идти. Уже почти началось.
— Началось? — спросила Исана.
— Поединок, миледи.
Исана нахмурилась и вздрогнула. Она почти забыла про дуэль, пока работала.
Возможно, она надеялась, что все будет кончено к тому времени, когда она завершит исцелять людей.
Если так, размышляла она, то было неправильно так думать. Ее сын собирался сражаться за свою жизнь, за жизни их всех — и она должна быть там.
Дуэль была самым окрыляющим, восторженным кошмаром из когда-либо испытываемых ею.
Эмоции толпы были подобны неистовому морю, бурлящему котлу. Если бы она не работала практически до полного изнеможения, она бы с криком убежала к ближайшей темной дыре — что выглядело бы неблагопристойно, учитывая обстоятельства.