— О. Видимо, я чего-то не знаю.
— Я думаю, что вы должны уйти, Аттис, — произнёс Арарис. Его голос был тихим и очень, очень спокойным. — Так было бы лучше для всех нас.
— То, что происходит за пределами этих стен, является более важным, чем вы, Арарис, — хладнокровно возразил Аквитейн. — Это более важно, чем я. И хотя ваша привычка бросаться на защиту женщин, даже испорченных, по любому пустяку вполне понятна, ваши эмоции совершенно не имеют отношения к проблеме.
Глаза Арариса вспыхнули, и очередной всплеск гнева ударил Исану.
Ей показалось, что у неё, как от порыва ветра, шевельнулись ресницы.
— Странно, — парировал Арарис. — Я так не думаю.
Аквитейн покачал головой, растянув губы в бессмысленной улыбке.
— Мы уже давно не школьники, Арарис. У меня нет особого желания в любой близости сверх того, что требуется для галочки. Что касается меня, я буду весьма доволен, если вы оба будете жить своей частной жизнью, независимо от того, какой выбор сделает Леди Исана.
— Арарис, — тихо сказала Исана и подняла руку.
Тот ещё одну нескончаемую секунду продолжал сверлить взглядом Аквитейна.
Затем взглянул на нее, нахмурившись, пока она молча призывала его понять, что она собирается делать.
После бесконечного числа сердечных сокращений Арарис заметно расслабился и вернулся на своё место у двери.
Аквитейн посмотрел на отошедшего мечника и снова повернулся к Исане, задумчиво хмурясь.
Он смотрел на нее довольно долго, затем медленно опустил руку и сказал:
— Твой ответ «нет».
— Ваше предложение резонно, Лорд Аквитейн, — сказала она. — Очень резонно. И ваши аргументы весомы. Но цена слишком высока.
— Цена?
Она слегка улыбнулась.
— Вы хотите, чтобы я пожертвовала своим миром ради этого плана. Отказалась от плодов труда всей жизни. Избрала обман и пустые идеи. Оставила в своем сознании и сердце бесплодную пустошь, такую же выжженную, голую и столь же бесполезную, как все эти фермы, которые вы уничтожили, чтобы замедлить ворд.
Аквитейн задумался на мгновение. Затем, кивнув, сказал:
— Я не понимаю. Но должен принять ваш ответ.
— Да, думаю, должны.
Он нахмурился.
— Октавиан знает, что должен принять против меня меры защиты. И я, в свою очередь, также должен защитить себя против него. По возможности, я буду избегать прямой конфронтации. У меня нет особого желания причинить ему вред. — Он встретился глазами с Исаной. — Но в жизни может обернуться по-всякому. И я увижу Империю единой, сильной и готовой защитить себя.
Она почти незаметно наклонила к нему голову и сказала:
— Тогда с вашей стороны самым мудрым будет исполнить волю Гая Секстуса, Лорд Аквитейн.
— Гай Секстус мёртв, леди. — Он тоже слегка поклонился в ответ. — И посмотрите, куда нас завело исполнение воли этой старой змеи.
Аквитейн кивнул Арарису и вышел из комнаты.
Арарис закрыл дверь за Верховным Лордом и повернулся к Исане.
Потом медленно выдохнул, и только тогда убрал руку с рукоятки меча.
Исана шагнула к нему, и их руки переплелись. Она крепко обняла Арариса, прижавшись щекой к его груди.
Потом закрыла глаза и оставалась неподвижной в течение нескольких минут. Арарис осторожно обхватил её, стараясь не слишком сильно прижимать к стальным пластинам брони.
Пока они стояли рядом, Исана чувствовала, как тает спокойная сдержанность, дарованная заклинательством металла, которое он использовал, чтобы обуздать свои эмоции.
Некоторое время для неё существовало лишь его присутствие, тепло его любви, незыблемой, как скала, и Исана позволила этому теплу отогнать холод забот и страхов.
Чуть погодя она спросила:
— Я правильно поступила?
— Ты же знаешь, что да, — ответил он.
— А точно? — спросила она. — У него был аргумент. Даже несколько.
В горле у Арариса заклокотало рычание. Мгновение спустя он сказал:
— Может быть. Тогда спроси себя кое о чем.
— О чем?
— Смогла бы ты жить во лжи?
Она пожала плечами.
— Раньше могла. Чтобы защитить Тави.
— Как и я, — сказал он. — Я был там.
Он указал на шрамы на лице.
— Заплатил за это сполна. И когда… когда я избавился от этого бремени, это было лучшее, что случилось со мной со времени гибели Септимуса.
— Да, — тихо сказала Исана.
Подняв руку, она опустила ее на его изборожденное шрамами лицо, на горящее там старое клеймо труса. Она наклонилась и мягко поцеловала его в губы.
— Нет, я так больше не смогу.
Он наклонился и уперся своим лбом в ее: