Эту запись в дневнике Фурманов беспощадно озаглавил: «Из моего позорного прошлого…»
Суровая самокритика только подчеркивает требовательное отношение Фурманова к самому себе. И предельную искренность. Ни с другими, ни с самим собой он никогда не фальшивил.
«Пелена» с глаз Фурманова не спала окончательно и в первый революционный год. День за днем прощался он со многими иллюзиями.
Собранные в один том страницы дневника Фурманова 1917–1918 годов вышли в свет уже после смерти писателя. (При жизни он и не думал издавать их, они были, может быть, только предварительными заготовками к будущей большой автобиографической книге.) Думаю, что «Путь к большевизму» — одна из лучших книг Фурманова. Книга эта, трудноопределимая по жанру, имеет большое познавательное значение при изучении сложных психологических путей интеллигенции в те бурные первые годы революции.
Справедливо писал в предисловии к книге друг Фурманова Юрий Либединский (мы не раз беседовали с ним на эту тему), что том «Путь к большевизму» как бы предваряет все более поздние книги Фурманова, является как бы частью многотомного его дневника, из которого выросли и «Чапаев» и «Мятеж». Путь от первых записей, от дневников к высокому художественному обобщению — таков весь творческий путь Фурманова.
«Отбрасывалось случайное, несущественное, выделялось основное. Художественное сырье фактов превращалось в явление искусства, в обобщение на основе определяющей тенденции развития действительности».
Но обо всем этом речь будет еще впереди.
Вернемся в Иваново-Вознесенск, в март 1917 года.
В середине марта ивановские ткачи, имеющие уже немалый революционный опыт, создают Совет рабочих и солдатских депутатов. Солдаты 199-го полка заявили, что они не посягнут на революцию. Председателем Совета избирается опытный большевик, бывалый и прекрасный агитатор Василий Петрович Кузнецов, только что вернувшийся из ссылки. Товарищем председателя становится Василий Яковлевич Степанов, вчерашний ученик Фурманова по рабочим курсам. К работе Совета Степанов решил привлечь и Дмитрия Андреевича. Молодой Советской власти очень нужна была помощь интеллигенции. Борьба за диктатуру пролетариата приобретала новые, острые формы. Прошла пора митингов и красивых слов. Наступила пора решительного действия.
На городских митингах выступают представители многих партий. Эсеры. Эсдеки. Максималисты. Анархисты. Каждая партия по-своему освещает происходящие в стране события, предлагает свою программу действий. Фурманов внимательно прислушивается к речам, ищет в них те зерна истины, которые помогут ему сделать свой выбор. Какой путь наиболее верный, какой партии отдать сердце свое и силы…
Представитель эсеров — златоуст И. А. Салов. Одна тема: «Смысл совершающихся событий».
Мнимая эрудиция. Фейерверк имен и понятий. Ницше. Шопенгауэр. Каутский. Фразы, фразы и фразы. «Много было пустейшей болтовни праздных людей, а вопросы текущего момента остались позади…»
Позеры… Болтуны. «Видно было, что люди болтали только для красного словца, ничего, в сущности, не понимая, ничего не защищая, ни в чем по-настоящему не убежденные… Подобных людей занимает почетная роль главаря, председателя, организатора только. От этих болтунов, кроме вреда, ничего получиться не может…»
Нет, не так надо разговаривать с массами. Надо найти свой язык, близкий и понятный. Надо говорить о чем-то близком и очень конкретном, а не щеголять никому не нужной, да притом и весьма сомнительной эрудицией.
«Сидит мужичок, слушает и думает про себя: «Ну, дурак же я, дурак, ничего-то я не понимаю…», а разъяренный оратор хлещет его Энгельсом, Марксом, Лассалем, Каутским, Бебелем и проч, и проч.
Кончится речь. Мужичок обтирает холодный пот и растерянно смотрит по сторонам, ища объяснения, помощи, прибежища. Но видит со всех сторон такие же растерянные скорбные взоры, — видит и скорбит еще больше…»
Присутствует Фурманов и на первом легальном собрании городской организации большевиков. Здесь он встречает и многих учеников своих с рабочих курсов.
Это собрание пришлось ему больше по душе. Здесь шел конкретный разговор о программе партии, о возрождении профсоюзов, о политической работе среди масс, о практических делах Совета депутатов.
И все же Фурманов еще не решается примкнуть ни к какой партии. Не встретил он еще того человека, который стал бы его истинным партийным «крестным». Товарищ Арсений, Михаил Васильевич Фрунзе, еще не вернулся в Иваново-Вознесенск.
Сам Фурманов проводит в эти дни немало бесед о текущих событиях в самом городе и в пригородах Воробьеве и Глинищево.
На квартире одного из слушателей курсов происходит обсуждение эсеровской и большевистской программ. Наиболее значительно выступление бывшего ученика его, убежденного большевика, товарища председателя Совета В. Я. Степанова.
И все же:
«Я формально не причисляю себя ни к одной партии, но перевес симпатий, кажется, на стороне эсдеков (то есть социал-демократов большевиков. — А. И.)…Всех деталей программы партии я еще, правда, не уяснил и потому нигде себя не фиксирую…»
С головой уходит Фурманов в практическую работу Совета, куда привлекли его друзья — рабочие-курсанты. Он входит в состав культурно-просветительной комиссии. Тут огромное поле работы. И курсы, и библиотеки, и общество грамотности, и народные университеты, и рабочие клубы, и кружок пропагандистов.
Особенно по сердцу ему пропагандистская работа.
«Пришло то самое, чего напрасно ждал так долго я в смрадном болоте сомнений и колебаний.
Пришла бодрость и неугомонная жажда работы. В этой новой школе вырабатываются принципы, закаляется воля, создается план, система действий… Теперь и то бесконечно дорогое, то единое и светлое в жизни — литературное творчество, — теперь и оно как-то стало ближе, стало понятнее, осуществимее, достижимее… Я, наконец, поверил в себя… Эта великая революция и во мне создала психологический перелом…»
В середине марта 1917 года в доме бывшего торговца Кулакова, на Песках, открылся клуб под названием «Рабочий».
В правление клуба были избраны большевик-подпольщик Исидор Любимов, совсем молодая коммунистка Лариса Самарина, учительница Анна Фролова и Дмитрий Фурманов, особенно любивший художественную самодеятельность рабочих. Иногда он появлялся в клубе приодетый, в темной вельветовой блузе, с широким фуляровым галстуком. Рабочая молодежь всегда толпилась вокруг него, зная, что у Фурманова можно поучиться и декламации, и пению, и драматической игре на сцене.
Сам он охотно декламировал стихи из «Шильонского узника». В эти дни он увлекался Байроном. Фурманов активно включился в организацию рабочей самодеятельности.
Изредка читал на вечерах и свои собственные стихи.
Как он был счастлив в день Первого мая, первый свободный праздник рабочего класса! Как он гордился тем, что отмечал его в рабочих колоннах, среди друзей и соратников!
А между тем далеко не все было празднично и лучезарно как в самом городе Иваново-Вознесенске, так и в ивановской деревне.
Шел уже третий месяц революции, а война все продолжалась. Гибли тысячи солдат. Не был никак решен вопрос о земле. Мало в чем изменилось тяжелое положение рабочего класса.
На каждом собрании, где выступал Фурманов, выдвигались новые жгучие вопросы. И не на все он находил должный ответ, сам многого не зная, во многом не разбираясь, не имея должных связей с той партией, которая представляла интересы рабочего класса, партией большевиков.