Наступление Красной Армии против Колчака стало развертываться с новой силой. Красная Армия нанесла Колчаку ряд новых поражений и освободила от белых Урал и Сибирь, где Красную Армию поддержало мощное партизанское движение, возникшее в тылу у белых.
Окончательный разгром Колчака полностью подтвердил правильность ленинских планов Центрального Комитета.
В этих-то боях с Колчаком и приняли непосредственное участие ивановские ткачи, составлявшие костяк Чапаевской дивизии, в этих сражениях принял боевое крещение Дмитрий Фурманов. До первой встречи Фурманова с Чапаевым оставались уже считанные дни.
Дорога из Иваново-Вознесенска в Самару, а потом в Уральск, где находился штаб Фрунзе, тянулась долго. В условиях общей расхлябанности на станциях особое впечатление производила образцовая дисциплина отряда.
На всем пути проводились лекции, беседы, теоретические занятия. Устраивались вечера досуга и песен. На остановках, там, где поезд задерживался на несколько часов (а это случалось часто), проводились митинги. Фурманов и его помощники делали доклады о текущем моменте, о положении на фронте, о задачах Советской власти, о том, как сформирован рабочий отряд, куда он едет, за что будет биться с беляками.
Эшелон прибыл в Самару 8 февраля. Через два дня по вызову Михаила Васильевича Фрунзе Фурманов и ближайшие его соратники И. П. Волков, П. И. Шарапов, И. И. Андреев выехали на машинах в Уральск. Ехали по тому же пути, которым недавно проехал сам командарм. Всюду еще живо было огромное впечатление от речей его и бесед.
Ехали пять дней по степи. В дороге близ города Пугачева их захватил буран. Кое-как добрались до станции. Там погрузились в вагон. Спутники Фурманова спали уже беспробудным сном. А он по привычке вынул заветную свою книжку и делал при свете огарка очередные дневниковые записи.
Он писал и о чувствах своих, и о волнении в ожидании новых необычных дней, и о красоте степи, и о мрачной своеобразной красоте бурана. (Творческое восприятие окружающего мира никогда не умирало в нем.)
А буран с новой силой возобновился на следующий день. Обильные снегопады преградили путь. Едва-едва не произошло крушения. Все спали. А Фурманов… читал Блока и делал свои записи. Железнодорожники закричали: «Тормоз!..», «Останавливай!..» Поднялась суматоха. Все забегали, кинулись к выходу. Фурманов соскочил на ходу. Он бежал к паровозу, без шапки, с развевающимися волосами, держа в одной руке томик Блока, в другой карандаш… Ему удалось навести порядок. Взялись за лопаты. Расчистили снежные заносы. Поезд двинулся дальше.
16 февраля прибыли в Уральск. Там шла подготовка к боям, к наступлению. Фрунзе порицать сразу не удалось. Он уехал на передовые. Бои уже начались. Фронт находился в 25 километрах от Уральска.
Фронтовым был весь облик города. Всюду серые шинели, всадники, военные обозы. Столь непривычные для глаза ивановцев караваны верблюдов. Обстановка в городе была тревожная. Анархистские элементы вносили разлад. Слышалась беспорядочная стрельба. В этот же день был организован большой митинг для красноармейцев и крестьян (рабочих в городе было мало). Ввиду отсутствия в городе Фрунзе на митинге выступил Дмитрий Фурманов.
В тот же вечер Фрунзе вернулся с передовых позиций. Командарм был хмур и суров. В бою за станицу понесены были большие потери. Но, увидев земляков, вошедших в кабинет его, увидев Фурманова, Фрунзе поднялся с кресла, пошел к ним навстречу, обнял и расцеловал.
Потом попросил присесть, обождать и продолжал слушать командиров частей, рапортовавших о событиях истекшего дня.
Фурманов приглядывался к нему с особым интересом. Это был все тот же старый друг и учитель, любимец ивановских ткачей, товарищ Арсений.
И это был суровый командарм, отвечающий за судьбы, за жизнь и смерть тысяч и тысяч воинов.
А потом, получив задания, ушли командиры. И Фрунзе остался со «своими». Он расспрашивал про родное Иваново, про фабрики и заводы, как живут рабочие, как ехали с отрядом, какое настроение в степи, как сами устроились в Уральске. Рассказывал про сегодняшний не очень-то удачный бой, про замышляемую операцию, прикидывал, кого куда послать.
— Как хорошо, что вы приехали, — от души сказал Фрунзе. — Если бы вы знали, как нужны мне здесь, в этой сложной обстановке, где так часто гуляет стихия, как нужны мне рабочие люди, ткачи, большевики. Ну да не мне учить тебя, Дмитрий Андреевич. Будешь комиссаром — увидишь сам.
Близилась первая годовщина Красной Армии. Фрунзе на несколько дней оставил Фурманова в Уральске «для особых поручений при командарме». Предложил ему провести праздничное торжество.
Реввоенсовет 4-й армии уполномочил Фурманова организовать в армии митинги, собрания и собеседования.
Иваново-Вознесенский отряд был реорганизован в Иваново-Вознесенский стрелковый полк.
Точно подарок к праздничному дню, получил Фурманов весточку от Наи… Списалась она с Иваново-Вознесенском. Узнала все о нем. И главное, едет, едет сюда, на фронт. Ну, а работа для нее здесь найдется, да еще какая работа!.. Он и Михаилу Васильевичу об этом сказал и комнату на окраине Уральска выбрал с расчетом на Наю Хотя неизвестно, сколько в этой комнате и жить-то придется.
Накануне праздника помначштаба сообщил, что казаки замышляют «ко дню годовщины» устроить внезапный набег на Уральск. Фрунзе срочно выехал в Самару, чтобы подогнать оттуда все застрявшие там штабы.
«Держится Фрунзе независимо и храбро, — записал Фур манов — Во время недавнего наступления Новицкому (начальник штаба Фрунзе. — А. И.) с трудом удалось удержать его от участия в штыковой атаке…»
Вся ответственность за достойное проведение годовщины и за должный отпор казакам легла на Фурманова. «Работа заходила ходуном. Снова чувствую себя в родной стихии кипучей, срочной работы..»
А в короткое время досуга собирались у Фурманова приехавшие с ним ивановцы и вспоминали о родном городе и спорили о путях к коммунизму.
«Мы снова и снова возобновляли разговор о том, сколь много следует нам, коммунистам, работать над собой, чтобы быть действительными и достойными носителями великого учения, за которое боремся, — учения о коммунизме. В нас вросло, от нас пока неотделимо жадное, своекорыстное чувство частной собственности… Мы никак не можем научиться воплощать в жизнь то, что проповедуем. На лекциях и на митингах наших мы говорим много красивых громких фраз, но лишь только потребуется эти высказанные положения проверить на опыте, приложить к себе, пасуем, черт побери, непременно пасуем…»
(На эту тему впоследствии мы не раз беседовали с Дмитрием Андреевичем. Одной из основных черт его характера была ненависть к двуличию, двурушничеству, двойному счету. Человек, живущий по двойному счету, фальшивящий с окружающими, а подчас и с самим собой, всегда жестоко осуждался Фурмановым. Да и в Чапаеве его особенно привлекла искренность, прямота его характера. Этой честности, прежде всего внутренней, в собственных мыслях и чувствах, он требовал всегда и от нас, своих молодых товарищей по литературной борьбе… Но об этом речь еще впереди.)
Оставаясь один, Фурманов мечтал… Мечтал и беседовал с дневником своим.
«Отсюда, когда закончится… тронуться куда-нибудь вдаль, по странам мира. Поехать в Японию, в Индию, а там — океаном куда-нибудь еще дальше. Затем вернуться в Европу, побыть в западных странах и потом… потом вернуться в родную семью…»
…Набег белых казаков на Уральск не состоялся. Приняты были все необходимые меры обороны.
23 февраля, в честь первой годовщины Красной Армии, Дмитрий Фурманов провел в Уральске городской торжественный митинг на площади Ленина и у могил красных воинов, погибших при освобождении Уральска от белогвардейцев.
Красноармейцы без всякой команды открыли такую отчаянную пальбу, что их еле удержали. Это был салют.
В этот знаменательный день на улицах Уральска была «настоящая масленица». Праздник удался на славу.
В первые же дни после прибытия в Уральск Дмитрий Фурманов услышал про Василия Чапаева.