Еще 2 марта 1920 года, приняв Туркестанский фронт, М. В. Фрунзе обратился с призывом к семиреченским казакам, ко всем, кому дороги интересы трудящихся, в ком живо чувство правды и справедливости, кто хочет помочь социалистической Родине выйти на путь возрождения и благополучия, прийти на помощь Советской власти.
В целях укрепления частей семиреченского фронта Фрунзе в начале марта издал приказ: «Изъять из рядов войск всех шкурников, трусов, негодяев, разлагающих части и срывающих наступление».
Пополнение красноармейских частей коммунистами, усиление политической и воспитательной работы способствовали укреплению семиреченских частей Красной Армии и успешному разгрому противника.
В Семиречье находилась 3-я Туркестанская стрелковая дивизия Красной Армии. Она состояла главным образом из местного населения — зажиточных крестьян. Основное их стремление было — теперь, после освобождения области от белых — считать свою миссию законченной, разойтись по домам. Провокаторы раздували среди красноармейцев национальную рознь.
И вот в таких сложных условиях Реввоенсовет Туркестанского фронта решает послать в Семиречье группу твердых и решительных коммунистов, чтобы возглавить борьбу с многочисленными врагами Советской власти, поставить на должную высоту политическую работу в армии, ликвидировать опасные анархистские настроения, поднять дисциплину. Они должны были успокоить местное население, наладить нормальную жизнь всего огромного, многонационального края.
По предложению командующего фронтом Реввоенсовет выносит постановление о назначении Дмитрия Фурманова «полномочным представителем» Реввоенсовета Туркфронта в Семиречье. Обязанности начальника Политуправления Туркфронта возлагаются на Валерьяна Владимировича Куйбышева.
О положении в Семиречье, о посылке туда Фурманова и об оказанном ему высоком доверии Фрунзе докладывает на собрании ответственных партийных работников фронта. 15 марта Фурманов получает специальный мандат за подписью В. В. Куйбышева.
Одновременно Исполбюро краевого комитета Коммунистической партии Туркестана уполномочивает Фурманова контролировать все партийные организации Семиреченской области.
Предстоит новый путь: Ташкент — Верный (ныне Алма-Ата). От Ташкента до Верного — 900 километров.
С Фурмановым едут ближайшие друзья и соратники — Анна Никитична, Алексей Колосов (будущий писатель-правдист), Иона Тимофеевич Никитченко (будущий генерал-майор юстиции и заместитель главного обвинителя на Нюрнбергском процессе фашистских преступников), Лидия Августовна Отмар-Штейн.
«Теперь мы мчимся в глухую даль, — записал Фурманов, — на огромную, трудную, но благородную работу. Настроение у всех молодецкое: твердое, спокойное, веселое… Мы едем тесной семьей, удивительной семьей. Эта спаянность дает возможность надеяться на то, что и в глухом Семиречье мы сумеем создать мощное ядро, которое сделается рано или поздно руководящим».
6 апреля фурмановский «караван» прибыл в Верный. В тот же вечер Фурманов выступил на заседании IV Верненского съезда Советов с докладом о текущем моменте.
Несмотря на усталость, всю эту первую ночь в Верном он бодрствовал. Думал о предстоящей работе, написал от имени Советской власти обращение и к переселенцам из России, к крестьянам Чуйской долины, и к киргизам, казахам, уйгурам, дунганам, узбекам, призывая их к дружбе, к общей братской работе.
Обращаясь к крестьянам Чуйской долины, он давал им обещание от имени партии превратить эту суровую, пустынную долину в долину богатых нив и садов, сделать их жизнь и жизнь их детей светлой и счастливой.
В доме, где размещалось управление уполномоченного Реввоенсовета Туркестанского фронта, работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Диапазон этой работы очень широк. В орбиту внимания Фурманова входит вся жизнь Семиречья. Хлопководство, животноводство, посев яровых, партийная работа, просвещение, вопросы национальных взаимоотношений. Теперь он уже не только военный комиссар, он государственный деятель. Организует всевозможные конференции, особенное внимание уделяет возвращающимся из Китая беженцам-киргизам.
Как всегда, детально изучает людей. По старой привычке записывает в дневник свои впечатления, характеристики.
В центре внимания Фурманова борьба с великодержавным шовинизмом и с буржуазным национализмом. В редкие свободные минуты он читает и перечитывает труды Ленина. Национальный вопрос В нынешних условиях Семиречья это основное, самое важное. Он пишет статью «Национальная болезнь»: «Мы не хотим национальной вражды и национальной розни, ибо в нашей розни и наша могила. Мы боремся за братство всех угнетенных, за общую дружную борьбу с капитализмом, за свободный труд, за счастливую жизнь…»
Между тем деятельность националистов — врагов Советской власти — активизируется. Близкие друзья Фурманова чувствуют, как он, внешне спокойный и невозмутимый, становится все тревожнее с каждым днем. («Тревога — тревога — тревога… Ох, какая близкая, жуткая, ощутимая тревога», — так напишет он впоследствии в «Мятеже», рассказывая об этих днях.)
Враги пытаются противодействовать всей работе Фурманова, стараются восстановить против него население, готовят заговор. Сведения об этом заговоре доходят и до Фурманова. В центре заговора националист Рыскулов — бай и скотовладелец. Правой рукой Рыскулова является Тиракул Джиназаков — человек хитрый и лицемерный. Сын богатого бая, он сумел примазаться к органам Советской власти и даже возглавил особую комиссию ЦИК Туркестана по устройству беженцев, возвращающихся на родину из Китая.
Используя тяжелое материальное положение беженцев (сразу удовлетворить землей всех было невозможно), Джиназаков тайно подстрекал их к выступлению против Советской власти.
Фурманов записал в дневник свой:
«Джиназаков определенный подлец и уголовный преступник. За уголовные дела он был уже арестован и сидел..
Джиназаков — это не простой смертный, а манап. Именитый, богатый манап. Его отец где-то в Аулие-Атинском уезде до сих пор имеет огромные табуны коней, исчисляемые несколькими сотнями голов. Тиракул Джиназаков, раздавая киргизам деньги ТурЦИКа, собственно говоря, о Советской власти совершенно не заикается, он раздает их как Джиназаков, как манап…»
Фурманову становится известно, что люди Джиназакова (созданное им мусульманское бюро) собирают оружие, готовят покушения на видных советских работников.
Между тем, удачно маскируясь, Джиназаков, штаб-квартира которого находится в Токмаке, пользуется поддержкой некоторых товарищей из ревкома и даже председателя ревкома Юсупова.
Фурманов создает Особую комиссию для расследования деятельности Джиназакова. К работе этой привлекаются и начальник находящейся в Семиречье 3-й Туркестанской дивизии Белов и начальник особого отдела Кушин. В полной мобилизационной готовности все ближайшие сотрудники Фурманова — и Никитченко, и Алексей Колосов, и Муратов, и Лидия Отмар-Штейн.
«Настроение у всех… повышенное. Переживания напоминали октябрьские дни, когда мы по ночам, в душной комнате, изображая собою Штаб Октябрьского переворота, были все время настороже, держали наготове взведенные револьверы и срочно разрабатывали планы дальнейшей борьбы».
Медлить нельзя ни минуты. Представители Особой комиссии выезжают в Пишпек (ныне город Фрунзе, столица Киргизской ССР).
Отдается приказ об аресте Джиназакова. Но на воле остаются многочисленные его сообщники. В гарнизоне распускаются различные провокационные слухи. Расклеиваются погромные воззвания. «Положение невероятно запутанное и грозное, — пишет Фурманов — Как будто приближается какое-то неминуемое событие..» Сохранившие еще власть в своих руках заговорщики выпускают на волю заключенных белых офицеров Кое-где возникают самосуды.
Особый отдел и Ревтрибунал получают угрожающие письма. Фурманов записывает: «За нами установлена слежка джиназаковцев, и черт их знает, что они предполагают относительно нас…»