– Подумать нужно, – потирая лоб, проговорил Евгений. – Она занята вообще-то по горло.
– Послушай, хоть ты и убеждал меня в ее бескорыстии, я в него, честно говоря, не очень верю, – скептически нахмурил брови Парамонов. – И я не из тех, кто пользуется услугами на халяву. Так что так и скажи жене: выяснит – в долгу не останусь.
У Котова посветлело на душе. Слову Парамонова можно было верить, это все знали. Несмотря на то что Виталий был несколько прижимист, если уж он что-либо обещал, в осуществлении этого можно было не сомневаться.
– Слушай, – Парамонов вдруг резко поднялся, – пошли-ка ко мне в номер, здесь от духоты голова скоро треснет.
– Пошли, – легко согласился Евгений. – Только давай возьмем что-нибудь с собой, а то горло совсем пересохло.
– Само собой, – ответил Парамонов.
Они прошли к бару, запаслись крепким баночным пивом, пакетиками с крабами и оливками и направились в номер Виталия, который располагался на третьем этаже.
– Что за гостиница! – возмущался Котов, поднимаясь по лестнице. – Лифта нет, кондиционеров нет!
Конечно, всего три этажа, но в такое пекло и этого много! Нет, провинции никогда не достигнуть европейского уровня.
Виталий ничего не отвечал на ворчания Котова, спокойно поднимаясь впереди него. Они прошли по коридору до нужной двери, Виталий отпер замок, пропуская Котова в свой номер. Там Парамонов включил вентилятор, и Евгений сразу же плюхнулся в кресло, направив струю прохладного воздуха в свою сторону.
– Фу-у-ух, – обмахивая себя еще и взятой с журнального столика газетой, проговорил он. – Эх, и жара!
В этом году, пожалуй, все рекорды перекрыла!
– Открывай, – односложно ответил Парамонов, имея в виду пиво.
Он поставил на стол четыре банки, а остальные отнес в холодильник, потом распахнул настежь окно.
– Да-да, пивка холодненького сейчас самый раз, – подхватил Евгений.
Он быстро вскрыл две банки и с жадностью припал к одной из них. Пиво было очень холодным, у Евгения сначала даже зубы заломило.
– Ну вот, а ты гостиницу ругаешь, – заметил Парамонов, тоже взяв банку, – пиво-то вон какое охлажденное.
У Котова быстро поднималось настроение, и он уже не хотел ругать ни гостиницу, ни жену, ни кого бы то ни было. Он впал в благодушное расположение и стал рассуждать о том, как было бы хорошо, если бы вокруг царили всеобщее братство и взаимовыручка.
Парамонов слушал, кивал головой, а его мясистое лицо все больше краснело от выпитого. Наконец он устал слушать Котова и решительно перебил его:
– Так ты когда жене позвонишь?
– Завтра с утра, – закусывая пиво нежным крабовым мясом, ответил Котов. – Сегодня не буду, она уж, поди, спит, не поймет ничего спросонья… Хотя, я думаю, – лучше с ней говорить не по телефону.
– Разумно, – согласился Парамонов. – Вот завтра с утра и поезжай домой, все равно тебе эта конференция, я смотрю, по барабану.
– Отлично, – обрадовался Котов.
Ему было ясно, что после того, что случилось, ни о каком повторном фуршете и речи быть не может. Да и народ теперь впал в уныние, поговорить даже не с кем.
Так что Евгений окончательно потерял интерес к конференции «Бизнес и средства массовой информации в демократическом обществе» и рад был возможности избежать скучного сидения в душном переполненном зале.
Холодное пиво шло буквально на «ура», а так как оно было крепким – в добавление к тому, что Виталий с Евгением успели за сегодняшний вечер принять немало спиртного, вскоре разговор между ними постепенно стал тускнеть, а сами новообретенные приятели сникать. Они вяло пережевывали крабов, закусывая оливками, и молчали. Потом Парамонов тяжело поднялся и, пройдя к входной двери, открыл ее.
– Ну и жарища! – пробормотал он. – Может, хоть так сквознячок появится…
Евгений пока что не ощущал ни малейшего сквозняка, несмотря на включенный вентилятор и распахнутые окно и дверь. Он почувствовал, что голова его становится тяжелой, ему мучительно захотелось опустить ее на мягкую подушку или даже на жесткий подлокотник кресла, но он старался держаться, замечая, что и Виталий откинулся в кресле и время от времени прикрывает глаза. Но пиво еще не все было выпито, и Евгений не мог себе позволить терпеть такое безобразие. Поэтому он продолжал тянуть холодный напиток, уже не закусывая.