Вернемся, однако, к событиям осени 1795 года. Почему тогда Баррас извлек Фуше из политического небытия? Конкретную причину «высочайшего» покровительства, оказанного бывшим виконтом бывшему монтаньяру, теперь назвать вряд ли возможно. Кто знает, может быть, Баррас припомнил опыт совместной работы с Фуше в Комитете по морским делам и колониям. Не исключено, что еще большее значение для директора имели воспоминания совсем другого рода, связанные с участием коллег в заговоре 9 термидора.
Четверть века спустя, находясь в изгнании, экстеррорист поведал об экс-директоре, в то время тоже изгнаннике, следующее: «Из всех членов Директории, — писал Фуше, — лишь Баррас был доступен своим прежним… коллегам; он… заслужил свою репутацию любезностью, прямотой и щедростью, характерными для уроженцев юга. Не будучи человеком искушенным в политике, он обладал решительностью и определенной ловкостью. Чересчур суровые суждения о его манерах и моральных принципах касались больше того двора, который его окружал и кишел пиявками обоего пола… он усвоил манеры республиканского принца, выезжая на охоту, содержа своих гончих, свой придворный штат и своих любовниц»{191}.
На исходе осени 1795 г. в компетенцию Фуше вошли сбор и отправление в армию дезертиров и граждан первого призыва. Это занятие было малоприбыльным и малопочетным одновременно. Об отношении к нему неблагодарных «приятелей» Фуше, кипя от злости, писал: «Так, при республиканском правительстве, основателем которого я являлся, я был если и не подвергнут преследованию, то находился в совершенной немилости…»{192}. Обстоятельством, еще больше ожесточившим Жозефа, был его вынужденный переезд из Парижа в Нар-бонн. Разумеется, переезд связан со служебными обязанностями Фуше, но его это мало утешает. Опять, как и в 1792 году, ему еще только предстоит поездка в Париж. Надо все начинать с нуля. К столице он продвигается медленно, но упорно. «Я имел терпение, — писал Фуше в мемуарах, — подождать; и в самом деле ждал довольно долго, но не зря»{193}.
Весной 1796 г., по окончании своих трудов с дезертирами, Фуше с семейством перебирается в городок Сен-Ло, находящийся в 30 милях от Парижа. Здесь он занимается откормом свиней, сучением льна, — и тем и другим без особенного успеха. Разводить свиней гражданин Фуше берется вместе с компаньоном, ссудившим ему деньги. На ссуду Жозеф покупает маленьких поросят, чтобы, откормив их, продать потом за двойную цену. «Свиной бизнес» чуть было не окончился судебной тяжбой, так как Фуше пожелал заполучить львиную долю дохода от совместного предприятия. На помощь экскомиссару пришел Баррас{194}.
Материальное положение Жозефа не блестяще. «Мне только что стало известно, — с раздражением пишет он сестре, — что в Нанте уверены в том, что я владею великолепным замком. В Испании, без сомнения. Несчастные… Походи я на них, я, конечно же, стал бы богачом. На моем месте они бы сколотили громадное состояние. Могут ли они понять, что я всем пожертвовал ради моей страны и остался лишь со своей работой и со своими способностями?»{195}.
Время от времени Фуше покидает мирные занятия и появляется в Мулене, где организует, по словам осведомителя Аллье, «подозрительные сборища». Однако такое прозябание не для Жозефа. В 1797 г. он отправился на поклон к Баррасу, этому, по определению герцогини д’Абрантес, «карикатурному королю»{196}, который нуждался в деловых людях. Директор облагодетельствовал его и на этот раз: Фуше получил чиновничью должность в Английской армии — «богатую пребенду», по выражению Мадлена, а также местечко в министерстве полиции. Деятельность в должности поставщика обеспечивает его материально в то время, как служба в полиции восстанавливает его душевный покой. 7 жерминаля V года (27 марта 1797 г.) у Фуше происходит прибавление семейства. Родившийся в этот день сын Фуше получает имя Жозеф-Либерте{197}. Ровно через два месяца, 27 мая, в городке Вандом были гильотинированы руководители «Заговора равных»[31] — Бабёф и Дарте. В мемуарах Фуше глухо упоминается об этом. «Друг» Бабёфа пишет о своих совещаниях с Баррасом весной 1797 г., о какой-то докладной записке, поданной им Директории и способствовавшей «искоренению зла»{198}.
Фуше честно зарабатывает свой хлеб, «трудясь, как крот, во фрюктидорианском перевороте[32] (4 сентября 1797 г.)…»{199}.
«Советы, которые я дал директору Баррасу, мои предложения, мои пророческие слова в немалой степени придали триумвирам Директории бдительность и энергию, в которых (они)… нуждались»{200}. Так весьма высоко, хотя и довольно туманно, сам Фуше оценил свои заслуги перед правительством в дни фрюктидора. Награду за «советы», данные директору Баррасу, приходится ждать целый год. В сентябре 1798 г. Жозеф назначен послом в Цизальпинскую республику вместо отозванного Труве. «Путь наверх» вновь открыт для гражданина Фуше.
Здесь есть смысл прервать повествование, чтобы разобраться, стал ли Фуше другим, пойдя на службу к термидорианским реакционерам и предав идеалы Революции? Но в отношении Фуше это риторический вопрос: он никогда не был революционером. «Фуше был заклятым врагом всех теорий; он был человеком с практическим складом ума и не отступал ни перед каким препятствием»{201}. Эта фраза Меттерниха, невзначай брошенная им по поводу Жозефа, ставит все точки над «и»: политик, последовательно всем изменявший, беспринципнейший эгоист, Фуше органически, по самому складу своего ума не мог быть сторонником какой бы то ни было теории. Под маской революционера скрывался практик, обуреваемый неутолимой жаждой власти и богатства. «В лице этого деятеля, — справедливо заметил советский исследователь Я. М. Захер, — мы имеем перед собой тип законченного авантюриста, с самого начала своей карьеры поставившего перед собой только одну задачу — достигнуть личного преуспеяния и могущества»{202}.
Вернемся, однако, к событиям 1798 г. Перебравшись через Апеннины, полномочный посол Французской республики сразу же обрел свое прежнее проконсульское величие. Разговаривая с представителями цизальпинского правительства, Фуше «поучающе» заметил: «Граждане директоры, возвысьте ваш дух наравне с событиями, не беспокойтесь о будущем. Прочность республик — в порядке вещей. Победа и свобода покорят мир»{203}. В Милане Фуше установил тесную связь с главнокомандующим французскими войсками на территории республики генералом Брюном. Вместе с ним он занялся тем, что в своих мемуарах «изящно» обозначил как «замену отдельных лиц»{204} в правительстве суверенной Цизальпинской республики. Поясняя эту загадочную фразу, Фуше писал: «Цель («замены» отдельных лиц) состояла в том, чтобы передать власть в руки людей, обладающих большей энергией и твердостью, и приступить к эмансипации юной республики, чтобы она могла дать толчок (к эмансипации) всей Италии»{205}.
31
«Заговор равных» — утопически-коммунистическое движение во Франции в 1795–1797 гг. Находилось под руководством тайного общества «равных», основанного в марте 1796 г. Гракхом Бабёфом. Цель общества состояла в подготовке и осуществлении революции с целью достижения подлинного равенства между людьми посредством коммунистического переустройства общества. Практически эта революция мыслилась как восстание бедноты, свержение Директории и учреждение революционной диктатуры трудящихся, которая осуществит ряд мероприятий, ведущих к коммунизму.
32
Фрюктидор — 12-й месяц республиканского календаря, соответствовавший времени с 18–19 августа по 16–17 сентября и действовавший во Франции с 1793 по 1805 г.
Оформившийся в 1795 г. режим Директории отличался внутренней нестабильностью. Постоянно склоняясь то вправо (на сторону монархистов), то влево (на сторону экс-революционеров), Директория была вынуждена проводить «политику качелей». Такое положение дел усугублялось несовершенством Конституции III года. Зыбкое равновесие исполнительной и законодательной властей, составлявшее сущность этой конституции, Директория пыталась «корректировать» посредством целого ряда внутренних переворотов, «революций», по терминологии XVIII в. Одним из таких переворотов был переворот 18 фрюктидора 1797 г., в результате которого из законодательных советов были изгнаны промонархически настроенные депутаты и обновлен состав самой Директории.