Операция длилась шесть часов. Это был ад. Ведь нам говорили – часа три, максимум четыре. Мы пришли в гостиницу, я говорю: «Наверное, мне надо поспать, время быстрее пройдет». Но куда тут заснуть! Если бы сильнодействующие таблетки были, то еще да, но когда их нет…
Тогда всем говорю: «Не могу здесь находиться, пойдемте в город. Там люди, там жизнь, Рождество уже скоро. И все это время мы ходили по центру, потому что мне надо было, чтобы вокруг были люди, много людей. Гуляли, кофе куда-то заходили попить…
Вадику как раз в это время и начали все подряд трезвонить. Он отвечал, некоторым, самым назойливым из корреспондентов, – грубо. А друзьям рассказывал, что случилось.
При этом абсолютно не показывал нам с мамой, что его колотит. Я ему еще говорю: «Ну почему ты такой спокойный? Что, в тебе сердца нет?» Сейчас-то понимаю, чего ему это внешнее спокойствие стоило. Муж совершенно правильно себя вел, потому что если бы еще и он начал показывать, что у него внутри, вообще не знаю, что бы со мной и мамой стало…
Точно так же, кстати, вела себя и Инга Овчинникова, моя лучшая подруга. Мы и сейчас, когда они с Сергеем давно уже не вместе, а она живет в Америке, каждый день созваниваемся и по сорок эсэмэсок в сутки друг другу пишем. А тогда все подружки звонили и плакали: ой ты бедная-несчастная. И только Инга звонила и как ни в чем не бывало бодрым голосом спрашивала: «Ну, что ты там делаешь? Когда прилетаешь?»
И ни слова про операцию. Я думала: «Ну ни фига ж себе, какая она бесчувственная». Только спустя время поняла: если бы еще и она начала скулить, как остальные, наверное, я бы не выдержала. А она, женщина мудрая, меня тянула за луковичку туда, наверх. И до сих пор, мне кажется, тянет…
Господи, как я благодарна этим хирургам в Мюнхене! Наверное, у нас тоже есть врачи, которые делают блестящие операции, но познакомиться с ними не довелось. И надеюсь, уже не доведется. После того матча с Уэльсом, когда Вадик стал знаменитостью, ему дали телефон знаменитого хирурга Бокерии. Но когда это было действительно нужно, никаких связей у нас не имелось, и благодаря доктору Мышалову мы поехали в Германию.
А благодарна вот почему. Вначале врачи говорили, что будут Полине ставить взамен расщепленного клапана искусственный. Это влекло за собой еще одну операцию, когда дочка повзрослеет. Но в последний момент хирург нашел возможность сшить клапан. Так было намного лучше и избавило нас от многих последующих проблем.
Нам очень повезло. Ведь перед операцией врачи подробно разложили, что такое искусственный клапан, но мы все равно согласились, потому что куда деваться? Каждый год все равно ездим, обследуемся, но все эти годы Полина развивала сердечную мышцу, занималась плаванием, теннисом, танцами.
При этом она как ребенок видела наши эмоции и пользовалась своими проблемами со здоровьем. «Ой, не надо меня нагружать, у меня сердечко больное!», «Не кричите на меня, а то у меня сердечко заболит!» Хитренькая, во всем быстро разобралась, хотя ей на тот момент и пяти еще не исполнилось…
А тогда, после операции, нас совершенно свободно пустили на Полину посмотреть. Буквально на следующий день она уже встала на ножки, а через десять дней нас выписали.
После операции Вадик метался, лететь ему или оставаться. Но я понимала, что ему будет лучше вернуться в сборную. А смысл сидеть в Мюнхене? Чтобы я поплакалась ему в жилетку, а он меня пожалел? Так для этого со мной мама была, с которой я могла все эти чувства разделить. А он – спортсмен. И у него была важнейшая игра. И я видела, что ему это надо. Он улетел, но каждый вечер мне звонил. А прямо из Кардиффа прилетел обратно в Мюнхен…
Поехал бы я в сборную в такой ситуации, если бы ей руководил не Ярцев? Ну, во-первых, любой тренер меня не вызвал бы, а Георгий Саныч мне доверял. А во-вторых, поехал бы. Потому что сборная – это сборная. Команда твоей страны.
Да, к Санычу я очень хорошо отношусь, потому что вижу, какой он открытый и как всегда помогал мне идти вверх. Олег Иванович Романцев, конечно, тоже очень многое в меня вложил, но он чуть другой человек. С Ярцевым, если честно, мне расти было легче.
Так вот, вернулся я из Мюнхена в четверг, пробежался, в баньку сходил. На следующий день – предыгровая тренировка. Она что у Ярцева, что у Романцева интенсивная, но длится недолго – минут 45. По ней одной тренеру сложно в полной мере судить о состоянии игрока. А я из-за перелета в Мюнхен и обратно, считай, пять дней со сборной не тренировался.