По привычке я глянул на табло. Шла только шестая минута игры…
Мы явно переигрывали «Атлетико», и уже в первом тайме счет не раз мог увеличиться в нашу пользу. Кроме других игроков, дважды, например, только я был близок к тому, чтобы забить гол. Что помешало? Думаю, мой постоянный подсознательный контроль: «Не подвести команду, не порваться бы раньше времени. Доиграть до конца!»
Перед окончанием первого тайма самые неприятные минуты, наверное, испытал наш доктор Берковский. Испанцы заиграли жестче и грубее. Сразу двое — Балтача и Беланов — в разных участках поля корчились с явными признаками боли на траве. Кому оказывать помощь раньше? Я видел, что Виктор Иванович Берковский поспешил к Балтаче. «Это серьезно», — подумал я в тот миг. Сережа, как и я, почти до последнего дня лечил свою недолеченную травму.
…Через дней десять после финала в Лионе в еженедельнике «Футбол-хоккей» я прочту добрые, быть может, чересчур восторженные слова народного артиста СССР Олега Борисова:
«Кстати, считаю, что Блохин и Балтача совершили маленький спортивный подвиг, рискуя своим будущим, ставя на карту поездку в Мексику. И убежден — не по принуждению. Наверное, их даже отговаривали, советовали поберечься. Но они были на пике формы, они чувствовали себя полезными и нужными, потому вышли на поле, в борьбу — по велению души. Они просто не могли не быть рядом с товарищами, с единомышленниками» .
Правда, ни я, ни Балтача (уверен в этом!) там, в Лионе, о поездке в Мексику не думали. Но так вышло, что Борисов оказался прав: Сережа своим участием в финале Кубка кубков перечеркнул лично для себя поездку в Мексику на чемпионат мира. В крепком организме защитника отыскалось «тонкое место», которое в критических ситуациях и «рвется». На этот раз надрыв (ахиллова сухожилия!) был в буквальном смысле слова: на 39-й минуте матча в Лионе Сережу Балтачу заменил Андрей Баль. Балтача выбыл из игры почти на полгода.
…Арбитр уже был готов дать свисток к началу второго тайма, как вдруг случилась непредвиденная заминка: на нашей половине поля появился… галльский петух. Он разгуливал как ни в чем не бывало, а когда наши футболисты стали его прогонять с поля, проявил «характер» и не дался в руки. Особенно усердствовали мы с Васей Рацем и выгнали-таки непрошеного гостя. Публику эта сценка позабавила. А нас, динамовцев, вероятно, чуть-чуть расслабила. Во всяком случае, начало второго тайма было за испанцами, и Виктору Чанову пришлось сразу вступить в игру, отражая одну атаку за другой. И наш вратарь в эти трудные для команды минуты сыграл уверенно. Правда, испанцев хватило минут на пятнадцать-двадцать такого штурма. Потом мы снова начали диктовать сопернику свою игру. Последние минуты матча проходили при нашем заметном превосходстве, а голы стали логическим его завершением.
Потом нашу атаку журналисты окрестят «веером» (есть такой термин у регбистов!). Быть может, с трибун или по телевизору все выглядело именно так — «веерообразно». На поле же мяч, передаваемый почти в одно касание — по диагонали, быстро переходил по цепочке Рац — Беланов — Евтушенко (на 70-й минуте он заменил захромавшего Сашу Заварова), попал ко мне, и на этот раз я не промахнулся — 2:0. Это случилось за шесть минут до финального свистка. А буквально три минуты спустя, когда мне показалось, что даже испанские болельщики стали нас поддерживать, отличился Вадик Евтушенко. Он остроумно перебросил мяч головой через вратаря, слишком далеко вышедшего из своих ворот. 3:0!
Победа! Мне на всю жизнь запомнится миг этой славной победы, когда, положив руки на плечи друг друга, крепко обнявшись, мы уходили с поля всей командой: коллективом!
…В нашей раздевалке были в те минуты рукопожатия, объятия, поцелуи, смех и слезы (разумеется, радости!). Я долго неподвижно сидел в кресле и только теперь, после матча, стал ощущать пульсирующую боль под фиксирующей повязкой на левой ноге: травма давала о себе знать. Смотрел на моих радостно возбужденных партнеров. Они ликовали, а я в тот момент подумал: «Неужели и я был так же безмерно счастлив тогда, в семьдесят пятом?» Не стану кривить душой: радость и на этот раз была. Но она все же словно бы чуть-чуть притупилась.
Впрочем, все правильно. Так, наверное, должно и быть. И первая радость всегда сильнее, первое чувство — острее. Добавьте к этому, что к нашей радости, которая пришла к команде в Лионе, я лично шел через боль, нервное напряжение и неизвестность. Неделю командных тренировок мне заменили «индивидуальные» процедуры и томительное ожидание их результата. А он был, как говорится, налицо: удалось все-таки выдержать 90 минут такой игры! Еще, помню, в раздевалке лионского стадиона «Жерлан», когда красавец-приз европейского футбола стоял уже на столике, подумал: «Какая же все-таки неизведанная машина — человек, и как мало мы еще знаем о резервах собственного организма…»