Положение в отборочном турнире для сборной СССР сложилось критическое, и ее выход в финал чемпионата мира был поставлен под угрозу. В эти дни иные обозреватели стали чуть ли не советовать Малофееву «привлечь в состав сборной опытных Чивадзе и Блохина». Не знаю, то ли, как говорится, под давлением «общественного мнения», то ли по собственной инициативе, но Эдуард Васильевич пригласил меня в сборную. Никаких разговоров о недавнем прошлом, о своих звонках в Киев он не вел. Вроде бы ничего этого не было. Я тоже ни о чем не спрашивал. Как будто так и должно быть: дали тебе временную передышку, а теперь — играй! Саша Чивадзе появился в сборной-85 в одно время со мной.
…Путевку на финал чемпионата мира мы завоевали, можно сказать, ценой неимоверных усилий всего коллектива. В официальных довольно нервных для нас матчах в Лужниках были побеждены соперники, обыгравшие нас до этого или добившиеся ничьих на своих полях.
Заключительный матч отборочного турнира проходил уже на поле, испорченном холодной (с заморозками и снежком!) погодой. Не скрою, в тот день в Москве мне очень хотелось сыграть: чувствовал себя неплохо, да и цифра моих выступлений за сборную приближалась к заветному числу «100». Но накануне игры я услышал от Малофеева: «Считаю, что по такой погоде должен играть не ты, а Кондратьев».
Что я, игрок, мог возразить тренеру сборной? Разумеется, ничего. Между прочим, еще в начале года в одной из бесед журналисты спросили Малофеева: почему он пригласил в сборную И. Вишневского, С. Дмитриева, С. Стукашова, Г. Кондратьева, которые не вошли в число 33-х лучших футболистов страны по итогам сезона? Малофеев ответил, что видит в их игре перспективу, а главное — они по характеру вписываются в коллектив. «Они верят в цели, определенные командой, а мы верим в таких спортсменов», — сказал тренер сборной в том интервью. В холодный октябрьский день я почему-то вспомнил эти слова старшего тренера сборной и подумал: «Неужели он в меня совсем уже не верит?» О своих сомнениях ничего не сказал Эдуарду Васильевичу, но дал ему понять, что тоже готов к игре.
— Вы тренер, — ответил я, когда услышал, что он собирается поставить на игру форварда из минского «Динамо» Кондратьева, а не меня. — Как считаете лучше для дела, так и должно быть. Но если все будет хорошо, можете меня выпустить хотя бы минут на пять-десять: все-таки буду еще чуть-чуть ближе к цифре сто…
— Да, да, Олег. Конечно! — одобрительно закивал головой Малофеев.
Весь матч сборных СССР и Норвегии в Лужниках я провел за воротами Рината Дасаева, то и дело разминаясь и поглядывая на скамейку запасных, где сидело руководство нашей команды — Э. Малофеев, Е. Рогов и. В. Сальков. Все ждал сигнала от них, чтобы кого-нибудь заменить и выйти на поле. Но так в этот день и остался в запасе. Матч наша сборная выиграла, и это меня, естественно, порадовало. Но чисто по-человечески было обидно: какой-то нехороший осадок остался на душе от заверений старшего тренера на словах и невыполнения своих слов на деле. А ведь приближался самый ответственный и трудный этап подготовки к чемпионату мира-86, когда надо идти за тренером и верить ему безоговорочно…
По страницам своего дневника3 января 1986 года после длительного перерыва я снова начал вести свой личный дневник. Как раз в этот день сборную страны собрали в Москве. Было организационное собрание, на котором речь шла о наших планах и серьезных задачах, стоящих перед главной командой страны. К слову, Э. Малофеев в своем выступлении перед командой еще раз подчеркнул то, о чем мы уже читали в его различных интервью, опубликованных в нашей прессе: цель сборной СССР на XIII чемпионате мира — только первое место! Забегая вперед, замечу, что по мере приближения мексиканского чемпионата сборная страны не улучшала свою игру и старший тренер уже не упоминал о своих чемпионских притязаниях, а говорил, что мы «должны быть в призерах».
Началась наша подготовка к сезону на Канарских островах, в небольшом городке Маспаломас, что на южном побережье острова Гран-Канария, в нескольких километрах от Лас-Пальмаса. Жили в гостинице с очень милым названием «Баия фелис», что в переводе означает «Счастливый залив». Правда, особого «счастья» после шести—восьми часов ежедневной изнурительной тренировочной работы мы не испытывали. Но дело, думаю, вовсе не столько в объеме тренировок, сколько в их содержании. Убивала монотонность этих занятий, однообразный подбор упражнений, какая-то неимоверная растянутость. Для нас, динамовцев Киева, давно привыкших у себя в клубе к интенсивной разнообразной тренировочной работе, такие занятия, откровенно говоря, были в тягость и приносили, пожалуй, больше вреда, чем пользы. Но, как известно, с тренером не спорят.