Выбрать главу

— Ура! — кричат автозаводцы на трибунах.

— Гол! — радостно вздымают руки к небу наши ребята.

Но гола еще нет: кто–то из динамовских защитников в акробатическом прыжке достал мяч и остановил его рукой. Но он лишь отдалил неизбежное: Гусаров точно реализовал одиннадцатиметровый. Но ровно через минуту Баркая восстановил равновесие, давая понять, что гости не намерены ни в чем уступать.

Так повторялось несколько раз: на атаку, проведенную нами, гости немедленно отвечали атакой, на забитый гол — голом!

Наши соперники играли мужественно, ярко, частосовершая почти невозможное. На 54‑й минуте редкая по красоте комбинация Батанов — Иванов — Гусаров завершается голом. Стадион ликует. Но южан ничего не смущает. Проходит всего четыре минуты, и Заур Калоев, сместившись в зону левого полусреднего, забивает второй гол — 2:2.

Вновь мы идем в атаку. У ворот тбилисцев столпотворение. Что будет дальше? Валентин Иванов в падении головой забивает гол. Третий раз мы выходим вперед. Третий раз за матч угроза поражения нависает над командой соперников. И почти не осталось времени (Валя сделал счет 3:2 на 67‑й минуте), чтобы изменить положение. Но южане совершают «чудо»: Мелашвили в третий раз выбивает меч из рук судьбы.

Мы уходим в холодный, гулкий тоннель, ведущий под трибуны, а стадион ликует: еще тридцать минут захватывающей борьбы.

Короткий, нервный отдых. Кто–то зовет врача. Кто–то бинтует ногу. Что–то говорит Маслов, но я ничего не слышу. Напрягаюсь, чтобы уловить смысл его слов, однако они пролетают мимо сознания. Слышу только одно из них: «Победа». Да, в эти тридцать минут кому- то из нас предстоит вырвать ее.

— Пошли! — поднял меня за руку Медакин из удобного, мягкого кресла.

— Одну минуточку! — поднимает руку Маслов. Наступает тишина. Мы все смотрим на нашего тренера. Трибуны грохочут в сто тысяч человеческих сил, судьи уже, вероятно, стоят на центре поля, а Виктор Александрович неторопливо рассказывает, как в далеком тридцать седьмом году сильный, грозный московский «Спартак», вернувшись из Антверпена, где одержал победу в рабочей Олимпиаде мира, играл с киевским «Динамо» в Москве. Спартаковцам нужна была ничья, чтобы стать чемпионами. И счет был 1:1, и до конца матча оставалось не более тридцати секунд, и мяч оказался в руках у Акимова. Он выбил его к центру поля от самой линии штрафной, сделал еще один–два шага вперед и закричал ребятам:

— Все, порядок!

Но именно в это мгновение киевлянин Лайко сильнейшим ударом навесил мяч за выбежавшим слишком далеко спартаковским вратарем. И чемпионом СССР стало московское «Динамо».

— Вот так, ребята, — заключает Маслов, — в футболе надо сражаться до самого последнего мгновения. И до последнего мгновения верить в победу! Ну, а теперь в бой, орлы!

…Поверьте, эту историю я не выдумал для того, чтобы показать: вот мы послушались тренера и победили. Дело в другом: в невероятной интуиции, которой обладал Маслов. Он словно бы знал, что в таком предельно остром, психологическом поединке дело может решить мгновенная слабость и один неверный шаг.

Каждой из команд отпущено на отдых одинаковое время, но в тот раз могло показаться, что у нашего соперника его было вдвое, втрое больше. Тбилисцы неудержимо рвались вперед. Месхи, Яманидзе, Калоев, поддерживаемые товарищами, все время шли в атаку. Наши форварды отвечали не менее острыми и опасными атаками. Вратарям обеих команд пришлось поработать и понервничать изрядно.

И вот настало последнее мгновение в этой драме из трех действий, в которое и произошла развязка — счастливая для нас и полная трагизма для тбилисцев. Мы были в очередной атаке. Мяч получил Валентин Иванов. Он находился в зоне левого полусреднего (мы тогда все еще мыслили категориями «дубль ве») в очень трудном положении, точнее, под невыгодным углом. По–видимому, это и подвело тбилисских защитников: они, думается, ожидали, что наш лидер сыграет с кем–нибудь из партнеров. Но Иванов совершенно неожиданно сильно и точно пробил по воротам, и мяч, чуть задев штангу, влетел в сетку. На какую–то долю секунды мы — да не только мы, весь стадион оцепенел, а потом разразился грохотом восторга.