Матч начался нашими атаками, и первый тайм мы не выпускали соперников из их зоны. Атака следовала за атакой, но мяч не шел в чужие ворота. Нам здорово не везло: дважды мяч попадал в штангу, один раз Валентин Иванов оказался прямо перед В. Ивакиным, но неожиданно поскользнулся и упал. Угловые удары на вратаря, опоздания к мячу на какие–то считанные доли секунды — все было в те роковые сорок пять минут. Не было только гола.
Долгий опыт меня убедил, что нет ничего опаснее в психологическом и практическом плане такого вот без- гольного натиска. Команда напрягает все силы, бросает на чашу весов запас воли и веры, ждет, надеется, что придет желанный успех, а его все нет. Нет из–за ненужной спешки, из–за непозволительной небрежности, из–за пренебрежения к каким–то очень важным, существенным деталям и, конечно, из–за упорного сопротивления соперников. И вдохновение уходит, и чаша весов начинает постепенно склоняться в сторону соперников.
Так получилось и тогда. Во втором тайме спартаковцы вое чаще стали переходить в наступление. Мы всячески сдерживали их натиск, но он не угасал, а, наоборот, нарастал с каждой минутой. Особенно остро и активно играл Никита Симонян. Мы усердно следили за ним, но на 83‑й минуте он вытащил на себя нашего вратаря и, вовремя красиво отойдя назад, сильно пробил. Я лег под удар, но мяч не остановился, он взвился вверх и, упав на траву, резво покатился к нашим воротам. Саша Медакин едва успел его вынести с лицевой линии. Кто–то из приятелей Симоняна схватился за голову и закричал:
— Никита! Такой мяч не забил!
Невозмутимо, совершенно спокойно, словно это было не в пылу кубкового матча, а где–то на дипломатическом рауте, Симонян посмотрел на партнера и сказал, разворачиваясь, чтобы бежать к центру поля:
— Ничего, еще забью!
В добавочное время выиграли спартаковцы. Единственный гол в наши ворота забил Никита Симонян. Мы первыми поздравили своих недавних соперников. Когда я пожимал руку Симоняну, он улыбнулся и сказал мне:
— Спасибо за честную игру!
Мне довелось выступать против него всего лишь несколько раз. Симонян запомнился своей исключительной для центрального нападающего скоростью, очень разнообразной техникой и тонким пониманием всех тактических осложнений. Была в нем еще одна очень важная для игрока его амплуа черта — настырность. В решающих поединках отдельные неудачи его не расстраивали, и, встретив заслон в одном месте, на одном направлении, он немедленно искал другое, искал лазейки к чужим воротам и, как правило, в конце концов находил их. Не случайно именно ему принадлежат два своеобразных футбольных рекорда: наибольшее число мячей, забитых в кубковых встречах (27), и наибольшее число голов, «сделанных» в течение одного сезона в матчах чемпионата страны (34).
Благодарность за честную игру тоже не была случайной для Симоняна. Он относился к числу тех игроков, которые признают в футболе лишь истинную красоту, высокое мастерство и спор считают справедливым только в мастерстве. Он не переносил грубости, и я вспоминаю его сегодня и как замечательного мастера, и как достойного спортсмена. Деликатный, воспитанный, человек высокой культуры, он зовет к подражанию, он и сегодня учит не только тех, с кем работает на правах педагога, старшего тренера, но и десяти, сотни, тысячи юношей, мечтающих о футбольной славе.
Каждый из тех, кто промелькнул или прошел в моей жизни, с кем мы стояли в футбольных схватках лицом к лицу, запомнился мне чем–то одним, характерным для него. И из этой детали, штриха начинает вырисовываться образ. Вот ростовчанин Олег Копаев. Игрок отличный, агрессивный. Много у него было ценных футбольных качеств, но неизгладимое впечатление оставляла великолепная игра головой, особенно удары по воротам. За шестнадцать лет, проведенных в большом футболе, я не знал ему тут равных.
Рослый, атлетически сложенный, с отлично поставленным прыжком, Олег владел сильнейшим ударом с правой, но все–таки вершиной его мастерства оставались атаки на верхнем этаже. Это его искусство умело использовали партнеры. Они навешивали с флангов на штрафную площадку мячи. Копаев их принимал и вбивал, как гвозди.
Восторгаясь умением Копаева, мы считали, что у него посланный природой дар. Но оказалось, что дело было не в подарке. Как–то я спросил об этом Олега, и он мне рассказал о своих очень интересных тренировках. Специальные стойки с подвешенными мячами, прыжковые упражнения, 15–25 приемов мяча от углового флага с заданием переиграть защитника в прыжке и забить гол ударом головы — вот далеко не полный перечень тех упражнений, с помощью которых он шлифовал свой «дар природы». Зато какой грозой он был для всех защитников и вратарей. Каждый угловой, исполнявшийся ростовчанами, каждая навесная подача в штрафную площадь были реальной угрозой для любого соперника.