– Сибиряки у нее знакомые, скажите, пожалуйста! Золотоискатели! На машинах за ней приезжают! В шампанском купают!
– Ну и что, – опять же не поддалась на провокацию Лена, – не одни же грузины на свете...
– На что это намекаешь? – взвилась Марина, скверно владеющая собой, вероятно, не из-за выпитого коньяка, а вообще по причине издерганных нервов.
– Да ничего особенного она не имеет в виду, – в который уже раз нашелся Витек, – совершенно верно, не одни грузины на свете. Есть еще армяне и азербайджанцы. И в каждой из этих благословенных республик у меня полным-полно друзей, если кто-нибудь поедет в те края, звоните мне, примут по-королевски.
Тема кавказского гостеприимства вдохновила Артура, поначалу расстроенного тем, что коронный номер его застольных выступлений на заграничные темы оказался так беспардонно отринут.
Он внезапно оказался еще на одной привычной сюжетной стезе и, второй раз за нынешний вечер удивляясь своему везению, принялся рассказывать о том, как на отдыхе в Пицунде совершенно случайно встретил своего институтского приятеля, Гагика Баблояна, который достиг ныне таких служебных высот, что и говорить-то об этом, пожалуй, не стоит. Так вот, этот самый Гагик по кавказской традиции оказался верен старой дружбе и спросил Артура как бы между прочим, не сможет ли тот в ближайший вечер уделить ему пару часиков. Артур, разумеется, согласился, и вот ровно в шесть за ним заезжает машина, далеко ли поедем? Да нет, здесь совсем рядом, километрах в пятнадцати, не больше. Ехали, однако, больше часа. Горы, лес, какой-то глухой забор, кругом ни души. Открываются ворота, за воротами изумительный сад, пожалуйста, двадцать метров по этой дорожке, не коттедж, а игрушка, укрыт под сенью деревьев, так, небольшая госдача, чтобы не мозолить глаза курортной публике, на второй этаж, очень прошу, на веранду, небольшая чисто дружеская компания, тихо-тихо отдохнем, свой интимный семейный круг. И, разумеется, стол словно в честь президента какого-нибудь государства. Артур вновь мотнул головой, как бы приглашая всю компанию бросить на мгновение взор в сторону чуждого, хотя и прельстительного, зарубежного мира.
Несмотря на искреннее восхищение, навсегда сохранившееся в душе Артура, на старание передать вольный, рыцарственный дух того легендарного застолья, рассказ его получился вялым и пресным, блестки заемного остроумия терялись в обилии ненужных подробностей и путаных обстоятельств, совершенно посторонних существу сюжета. А оттого, что Артур время от времени сыто похохатывал, предваряя особо смешные, по его мнению, повороты повествования, Тебеневу сделалось невыносимо скучно, он даже не подозревал, что скука может быть такой неистовой и несносной. Вся надежда была теперь на третью даму, которую ожидали с минуты на минуту. Почему-то вопреки очевидности ему хотелось представить себе ее похожей на свердловскую Люсю, почему бы в самом деле судьбе не предоставить ему снисходительно еще одну возможность, если уж первой он по наивной расчетливости не сумел воспользоваться.
Пришла, однако, сорокалетняя женщина, с заспанным лицом, с жеманной улыбкой, обнажавшей вульгарные золотые коронки. Ни слова не говоря, она проворно выпила коньяку и основательно уселась на Витькову кровать. Новый прилив тоски прямо-таки подавил Тебенева, он понял вдруг, что иначе и быть не могло, что все разговорчики в мужских компаниях – обыкновенная трепотня, мальчишество, и уж если говорить высоким стилем, романтика на соблазнительной почве, как и всякая иная романтика, весьма отлична от реальной действительности. Реальность же – вот она – унылая, заурядная, как будничный день, как казенный уют, создаваемый с помощью графина и стандартной зеленой лампы. Даже выпить расхотелось, хотя после десяти дней напряженной работы Тебенев заслужил разрядку. Вдруг подумалось ему, что и вся его жизнь пройдет так же нелепо, как нелеп нынешний так называемый «загул» без всякого повода, в случайной этой компании.
Товарищи, впрочем, судя по всему, не разделяли его настроения. Возможно даже, что они ему вчуже радовались, поскольку явное неучастие Тебенева в пиру как бы расширяло сферу их собственных притязаний. И даже подстегивало их порывы. Марина делала вид, что двусмысленные тосты почти непьющего, только пригубливающего слегка Витька ничуть ее не касаются, она завела традиционный разговор о сфере обслуживания, полный точных наблюдений и сдержанного сарказма, предсказывала, что умрет скорее не от инфаркта, а от нашего сервиса, и вообще выказывала себя вполне осведомленным членом современного общества. Таких высот общественного пафоса достигла эта хмельная беседа, что все даже изумились как будто, когда Витек и Лена, посмеиваясь, но отнюдь не смущаясь, встали вдруг из-за стола и, держась за руки, направились к двери. При этом у Витька на указательном пальце болтался ключ от артуровского номера, звякая время от времени о тяжелый брелок с надписью «Гермесъ».