Увы, финал европейского первенства в следующем 1968 году обернулся для нашей сборной четвертым местом. И все решила монета, подброшенная в неаполитанский воздух арбитром после нулевой ничьей в полуфинале с итальянцами. Уж сколько написано о том, как вся наша сборная кричала своему капитану Алику Шестерневу: «Выбирай орла!» Но первым «орла» выкрикнул Факкетти, и в финал вышли хозяева турнира. Жаль, что в то время еще не били послематчевые пенальти — может быть, мы и сумели победить…
Радостным же событием 1968 года стало вручение мне лично первым секретарем ЦК компартии Белоруссии Петром Мироновичем Машеровым ключей от трехкомнатной квартиры в центре Минска. А вот закончился тот год двумя детективно-приключенческими историями.
От подъезда совминовского дома, в который я переехал, у меня угнали машину. Дня за два до происшествия я почувствовал, что за мной кто-то следит, наблюдает. Но вечером поленился отогнать «Волгу» в гараж в двадцати метрах от подъезда. Утром собрались мы с семьей поехать за город, а машины-то и нет…
Звоню в милицию. Примечательно, что тогда начальником уголовного розыска был бывший футболист Николай Чергинец, не только спортсмен и милиционер, но известный в Белоруссии писатель, автор популярных книг. Через два дня мою машину обнаружили на окраине Витебска. Когда мы приехали туда, то обнаружили, что украден только красивый чехол с руля и заграничные мелкие сувениры, которые у меня всегда в машине лежали, — в основном шариковые ручки. Милиция решила, что моя «Волга» срочно понадобилась кому-то для перевозки краденого. Чергинец мне, конечно, внушение сделал — подбросил я милиции работенку из-за своей лени!
А уже в декабре я как всегда собрался в Коломну, к родителям. Помню, много подарков вез: маме, отцу, родственникам, друзьям. Но меня подвел гололед — не доезжая Смоленска, машина перевернулась. Хорошо еще, что не на встречную полосу она этот кувырок совершила, а то попали бы мы с женой под здоровенный тягач. Но Бог нас хранил, и даже медицинская помощь нам не потребовалась. В общем, добрался я до правления ближайшего совхоза, встретился с секретарем парторганизации. Так, мол, и так, объясняю ему, я футболист Малофеев, попал в беду, прошу помощи. А он серьезно на меня посмотрел и ответил:
— Малофеев, говоришь? Предъяви документы!
К счастью, тут в правление подъехал председатель, заядлый болельщик.
— Эдуард! — закричал он. — Никаких разговоров! Все сделаем в лучшем виде!
Позвонили мы в Минск, в Министерство внутренних дел. Оттуда, видать, последовала команда в ближайшую к нам Оршу. Председатель тем временем накрыл стол.
— Надо снять стресс, — говорит. — А я как раз свинью зарезал.
Сидим мы за столом, и тут в комнату входит майор милиции:
— Здравия желаю! Кто товарищ Малофеев?
— Я, — отвечаю, — Малофеев.
— Товарищ Малофеев, товарищ министр просил узнать, как ваши ноги?
— Ничего, — говорю. — Все в порядке. Ноги целы.
— Разрешите доложить товарищу министру, что с ногами у вас порядок?
Потом мою «Волгу» погрузили на машину, отвезли в Минск, и она, моя «двадцать первая», после ремонта в совминовском гараже стала как новенькая. В Коломну я зимой шестьдесят восьмого поездом добирался.
ГЛАВА 6
Я БЫ В ТРЕНЕРЫ ПОШЕЛ…
Вы, наверное, помните о трудовом напутствии, которое дал мне отец: «Футбол, конечно, поможет тебе, Эдик, устроиться в жизни, но необходимо иметь специальность». Поэтому еще в 1963 году, окончив техникум, я поступил на машиностроительный факультет заочного отделения политехнического института и учился в политехе серьезно. Естественно, основная нагрузка выпадала на зимнюю сессию, когда приходилось «подчищать» запущенное летом во время футбольного сезона.
Но к концу 1968-го года я стал задумываться о тренерской работе. Я ведь накопил богатую информацию, требующую профессионального анализа. Не знаю зачем и почему, но с моей первой тренировки в составе сборной СССР я вел конспекты. Все записи упражнений и наставлений Константина Ивановича Бескова, Николая Петровича Морозова и Михаила Иосифовича Якушина сохранились у меня до сих пор. А тогда, в конце шестидесятых, я почувствовал, что полученные теоретические знания и практические советы великих специалистов не могут быть мной осмыслены без специального образования. На пятом курсе политехнического института, за год до диплома, я резко поменял учебные планы и, досдав ряд экзаменов, поступил на второй курс Минского института физической культуры.
Как ни странно, но этому поспособствовало… воспитание. Во время тренировок у меня не раз и не два возникали вопросы к тренерам, но я стеснялся подойти к ним и выяснить, почему они заставляют нас выполнять те или иные упражнения в конкретных объемах, какую цель ставят, меняя тренировочные нагрузки. Тем более, что ответы мне требовались аргументированные. «А вдруг, — думал я, — тренер решит, что я сомневаюсь в его профессионализме?! А может, он заподозрит меня в неисполнительности?» В то время «высовываться» подобным образом было не принято. Теперь я понимаю, некоторые из тренеров вряд ли могли бы удовлетворить мою любознательность… С другой стороны, когда ты активно тренируешься и играешь, о тренерском деле все-таки «плотно» не думаешь.
А вот теперь я начал «плотно» учиться. Учеба опять была заочной, но я всегда возил с собой на сборы и игры учебники, книги. Особенно по физиологии, анатомии, теории физвоспитания. И если честно, анатомия с физиологией оказались предметами более быстро схватываемыми, а вот в теорию физвоспитания, материалы по методике учебно-тренировочного процесса я проникал с трудом. Знаний для самостоятельных выводов мне тогда не хватало. Но сразу же скажу, в то время на институтских кафедрах работали действительно выдающиеся люди. Можно считать, что стройной научной системы физвоспитания тогда не было, но результаты-то наших спортсменов все время повышались и повышались. Значит, научная работа шла — и не только теоретическая, но и прикладная. И тренерам было что почерпнуть из научных разработок.
Но учеба учебой, а игры первенства требовали все большей и большей отдачи сил. Минское «Динамо» продолжало выступать неплохо, но превращалось из команды лидирующей группы в прочного середнячка. Естественно, раз команда перестала претендовать на первые места, в тренерском штабе возникла тревожность и некоторые решения стали слишком поспешными. Состав начали тасовать как колоду карт, все чаще стали появляться в «Динамо» иногородние футболисты. Были среди них хорошие ребята, но некоторые оказывались и с червоточинкой — от последних старались побыстрей избавиться. Как бы то ни было, но мы, ветераны, пытались сохранить динамовские традиции, заложенные в коллективе в начале шестидесятых годов. И не просто сохранить, но и передать их молодежи.
Тем не менее руководство республики посчитало необходимым произвести смену на капитанском мостике. Увы, при этом из команды была отчислена большая группа футболистов-ветеранов, которые еще могли принести пользу клубу. Да, процесс смены поколений в спорте остановить невозможно, но перемены оказались слишком радикальными.
А я в 1971 году стал лучшим бомбардиром чемпионата СССР, наколотив соперникам шестнадцать мячей — почти половину всего, что за год забило «Динамо». Был, был еще у меня порох в пороховницах. А в роле спички, к нему поднесенной, выступили два события. Во-первых, меня не включили в сборную страны на мексиканский чемпионат мира. Нет, я вовсе не в обиде на возглавившего главную команду страны Гавриила Дмитриевича Качалина — у него было свое видение игры, и не мне давать ему советы, как лучше было формировать сборную. Но в Мексике, где я побывал столько раз, сколько другие бывают в Сочи, наша команда выступила неудачно. Так гласил официальный вывод. Такой «расклад» задел меня за живое: мне всего двадцать восемь лет, я вне сборной, но в прекрасной форме! Пришлось доказывать это не на словах, а на деле.