Поблизости от базы «Динамо» вдруг появлялись таинственные личности. Не знаю, какую политику по отношению к моим подопечным эти личности исповедовали — кнута или пряника, — но игра команды тут же ухудшалась. Я был вынужден обратиться к руководству: «Дайте мне следователей, оперативников. Ведь «Динамо» представляет Министерство внутренних дел!» В шпиономании меня не обвинили, но ответили фразой, которая в чиновничьих устах, как известно, означает что угодно — от активных действий до полнейшего бездействия: «Разберемся».
Таинственные личности возле «Динамо» маячить перестали, но начались таинственные события внутри коллектива. Некоторые игроки все чаще акцентировали мое внимание на том, что им мало платят за выигрыш. Я отвечал, что у нас существует свой, оговоренный заранее норматив премиальных. На это футболисты мне советовали поговорить с руководством, мол, пусть там изыщут возможности платить больше. Пошел, поговорил. Здесь уже «разбираться» не стали, ответили, что дополнительных денег нет. Реакция некоторых футболистов оказалась для меня более чем странной. Последовало заявление примерно следующего характера: «А, Малофеев… Он всего лишь фанат футбола. Не умеет деньги искать — мы их в другом месте найдем».
Их «поиски» вели к тому, что команда играла из рук вон плохо. Когда же я захотел расставить точки над «i», в Центральном совете «Динамо» мне посоветовали:
— А ты поступи, как в свое время Константин Иванович Бесков. Возьми недельки на две отпуск себе. Мол, обиделся я на вас. Попробуйте без меня сыграйте.
Я доверился этому совету. Но в первый же день «отпуска по обиде» ко мне подошел Лев Иванович Яшин и сказал:
— Эдуард Васильевич, не поступай так. Этот ход рассчитан на то, чтобы убрать тебя из команды.
— Да ну, Лев Иванович, — отвечаю. — Это же несерьезно.
Он говорит:
— Хорошо, давай-ка поговорим серьезно, не торопясь.
В общем, решили мы за столом посидеть.
Только приехали ко мне, сели, как раздался телефонный звонок.
— Лев Иванович у вас? — спрашивают.
— Нет, — отвечаю в трубку и вешаю ее.
Но когда я сказал Яшину, кто звонил, он извинился передо мной и сказал, что должен идти.
В итоге, пока я две недели обижался, на тренерской скамейке «Динамо» появился новый человек. Тогда я попробовал пойти напрямую к министру внутренних дел, но получил ответ, что он сейчас занят и в ближайшее время будет занят тоже. Встретиться с Власовым мне удалось только через месяц. Министр был очень лоялен ко мне. Но самое удивительное, он спросил:
— Ну что же ты бросил команду?
— Как бросил? — не понял я. — Я всего лишь взял временный отпуск.
А министр говорит:
— Эдуард Васильевич, да ведь это же действительно был «ход конем». Поймите, теперь даже я ничего изменить не могу.
На должность главного тренера назначен новый человек. А в отношении вас мне доложили, что вы покинули команду добровольно.
Да, кстати, как только я ушел из «Динамо», деньги на повышенные премиальные для футболистов в клубе сразу же нашлись. Но я считаю вправе говорить о том «Динамо», которое завоевало в юбилейном, пятидесятом чемпионате СССР серебряные медали, которое на европейской арене разгромило в гостях швейцарский «Грассхопперс» 4:0, которое потом еще несколько лет поставляло игроков в сборную, в зарубежные клубы, а во внутреннем чемпионате оставалось далеко не последней командой, — говорить о нем, как о своем. Потому что я его создал.
И тут есть повод задаться вопросом, что же вообще произошло с советским футболом тогда? Что происходит с российским футболом сейчас? Я никогда не шел на компромисс со своей совестью, не допускал и мысли о договорных матчах. И вдруг московское «Динамо» решает убрать из команды тренера, который вновь ведет клуб во главе турнирной таблицы. Значит, кому-то мешали сами принципы искреннего футбола, который я исповедовал и исповедую. Значит, были люди, которые боялись моей правды — футбольной, жизненной. Значит, клуб, с которым нельзя заранее договориться о результате игры, самому руководству московского «Динамо» был не нужен.
Но доказать, что твой клуб сильнее с помощью денег и нечестных сделок, — нельзя. Чемпионом стать можно, а доказать, что ты сильнее, — нельзя! Ведь начиная с восьмидесятых годов наш футбол стал превращаться в бизнес, хоть мы при советской власти официально считали это слово каким-то порочным. И получается, что в нашем футболе сильнейшими становились не лучшие футболисты и тренеры, а лучшие бизнесмены. Но при чем тут футбол? Если в послевоенные годы и даже в годы шестидесятые у руля советского футбола стояли люди, преданные его идеалам, в которых был жив победный дух, то потом настала пора «деловых людей». Деловые-то они были деловые, но похвастаться спортивными достижениями до сих пор не могут. Значит, они решают не дела, а делишки. А вот люди, жившие по принципу «сыт, одет и ладно», привели наш футбол к званиям европейских и олимпийских чемпионов, не пропустили ни одного финала чемпионатов мира и любое поражение сборной, исходя из ее реальной силы, рассматривали как национальную трагедию. А потом молодого игрока вместо техники или тактики стали в первую очередь учить, что в футболе главное — иметь выгодный контракт, а лучшим футбольным руководителем является тот, кто может добыть наибольшую сумму премиальных. То есть фактически стали сажать молодого человека — как наркоторговцы — на иглу. Первая доза бесплатно, зато потом вернется с огромными процентами, потому что без наркотиков человек жить уже не сможет…
А я к концу 1987 года в итоге остался без команды. Впрочем, руководство Центросовета «Динамо» не решилось полностью выдворить меня, человека с международным футбольным именем, из клуба. Препятствий в возможности получить военную пенсию мне чинить не стали и взяли на инспекторскую должность. Да, Эдуард Малофеев — инспектор Центросовете «Динамо». Пришлось заниматься бумажной работой, ездить в «динамовские» команды Киева, Минска, Тбилиси. Вроде бы все нормально. Но проблема заключалась в том, что инспектор из меня был, честно говоря, никакой. Зная не понаслышке о тренерской работе, я не считал возможным вмешиваться в действия специалистов, вникать в их «кухню». Я на собственном опыте прекрасно знал, что присутствие посторонних людей в команде вносит нервозность в жизнь коллектива. Поэтому я, приезжая в клубы, старался как можно меньше с ними контактировать. Ну напишешь что-нибудь тренеру, какие-нибудь замечания, расспросишь его, заранее зная ответы. И так месяца три-четыре продолжалось. Ерунда, конечно, полная — ревизия без желания найти растраты. Этот период времени так и остался в моей памяти самым неприятным в трудовой биографии. Согласно Уставу приходилось — представляете! — ездить на стрельбище, сдавать нормативы. Да какой я стрелок?! Я футболист! А тут еще необходимость порой носить военную форму…
Стоит ли удивляться, что я с радостью согласился на свое второе пришествие в минское «Динамо» в середине сезона 1988 года, когда последовало приглашение из столицы Белоруссии. Тем более что минчане по составу оставались моей командой чемпионского образца 1982 года, но как раз в это время наступила пора смены этого «золотого» поколения. Увы, ребята, которых я довел до уровня сборной, стали неузнаваемы и практически неуправляемы. Пришлось некоторых своих воспитанников из команды освобождать. Впрочем, я не стремился поставить крест на их карьере, имея право обвинить игроков в нечистоплотности — факты были налицо. Дал им возможность перейти в другие, в том числе и в зарубежные клубы, и поступил, по-моему, справедливо. И сам в этом помог. Однако на их лицах появилось недоумение, пошли разговоры, дескать, Малофеев такой сякой и нехороший. Письма полетели в высокие инстанции. Наверное, сегодня эту писанину с радостью опубликовали бы некоторые газеты. Но тогда вопрос решился просто и быстро по одной причине — это могло бы помешать делу. А дело заключалось в том, что необходимо было создавать новую команду.