«Удар неправильный, а гол правильный». Была такая поговорка между нами — не знаю, существует ли она сейчас, но суть выражает точно, хотя кто из нас живет по сути? Почти все против нее. Так и бедный Адамчик, взлетевший над миром подобно шагаловским героям в белорусское небо, разгребая звезды руками, пробивается к сути с другой стороны, ибо правильный гол или голы привели его к неправильному пути — он пройдет это, возвращаясь, и вернется туда, где его будут ждать жена и дочь и прислушиваться к щелчкам поворота ключа в двери родного человека.
Летом шестьдесят пятого года в Москву прилетела сборная Бразилии. После чемпионата мира в Швеции команда бразильцев стала легендарной и не столько из-за того, что она стала чемпионом мира, а столько из-за того, что играли там совершенные гении футбола, такие как Пеле, Гарринча, Сантос. Приезд в Москву на одну товарищескую игру для фанатов и для футболистов стал знаменательным явлением. Более того, все футбольные команды мастеров класса «А» вне зависимости от того, где они находились в поездках по чемпионату, должны были вернуться в Москву и полными составами наблюдать игру бразильцев с трибун с целью изучения. На этот счет даже постановление Федерации было, ибо помню, что я в составе московского «Локомотива» прилетел всего на один день из Баку, где мы готовились к очередной игре с «Нефтчи».
Билетов на игру, конечно же, не было, но у футболистов были свои способы проникновения на стадионы. Так что я спокойно, взяв с собой любимую, двинулся в Лужники. День был облачным, и в руках возлюбленной был зонтик, в моей руке — книга, знаменитая в то время «Брат мой — враг мой». Народу навалило видимо-невидимо, в проходах началась давка. Я понял, что на свои места не сесть, и начал устраиваться, где попало, и в этот момент с верхних ступеней на нас навалилась толпа, нас смело и понесло на других. Помню, что кое-как мы вырулили, но из рук, как потопом, унесло все — зонтик, книгу, газеты… Стадион в Лужниках был переполнен тысяч на двадцать — болельщики сидели на головах друг друга в прямом смысле.
Собственно, почему я вспомнил эту игру. Нет, не потому, что я был восхищен игрой бразильцев, а потому, что для меня в этом матче играли два человека, два выдающихся футболиста — Пеле и Валерий Воронин, судьбы которых очень показательны: как смог справиться со своим талантом один и как не сумел другой… Хотя в футболе Воронин сделал, пожалуй, все, предназначенное ему Богом, а в жизни… Но сначала немного о матче.
Я бы не сказал, что увидел лучшую игру двух команд, одна из которых была чемпионом мира. Просто обстановка была приподнятая, особенная. Эйфория сделала удивительную аберрацию — казалось, что все, даже наши, играли лучше чем всегда. Но именно с той поры вошла в футбольный народ знаменитая поговорка, сказанная якобы бразильцами перед игрой: «Мы забьем столько голов, сколько захотим, а русские — сколько смогут».
Меня лично интересовала дуэль Пеле — Воронин, поскольку Воронина специально выделили в персональные опекуны для короля футбола. И у Воронина были все данные для этого — он, как известно, играл умело как в атаке, так и в защите. Да и по статусу не так уж плох — неоднократный игрок символической сборной мира на месте полузащитника. Но дуэли не получилось, потому что и Пеле, и Воронин сыграли прекрасно и хорошо, несмотря на то, что Арантес Ду Насименто забил два гола. Дело в том, что Пеле, как и подобает гению, делал все немного раньше — раньше успевал к мячу, раньше пробивал, раньше отдавал, раньше стартовал… Воронин пластался, часто блокировал Пеле, но все же в нужный момент, в момент равновесия, когда и великолепный Воронин был уже на последних, Пеле вдруг прибавлял и выигрывал ситуационный момент. В этом была вся загадка гения Пеле — он принимал уровень каждого игрока, кто играл против него, но в момент уравнивания он прибавлял всего на доли скорости, мастерства и если нужно было еще сверх того, прибавлял еще — у него не было верхнего предела прибавления. Это до сих пор остается для меня его загадкой, за счет чего, — иногда это казалось за счет физической одаренности, иногда за счет приобретенной на пляжах Копакабана техники, иногда за счет невероятного какого-то стимулятора, хотя это, конечно, бред, Воронин, если и проиграл ему, то только за счет корректности, уважения к Гению футбола: он ни разу не повалил его, ни разу не зацепил его, только мило извинялся и отряхивался сам, отряхивая Пеле. Это было очень показательным для Воронина. Он был, пожалуй, самым элегантным игроком нашего футбола, начиная от того, каким он появлялся ухоженным на поле и каким я его видел приезжающего в Центральные бани после игры на следующий день. Черная сверкающая «Волга», черный переливающийся костюм с белой нейлоновой модной тогда сорочкой и галстуком в жилу всему, да еще со слегка набриолиненным пробором ярко-черных волос посередине — он был красавчиком, он был любимцем. И по делу. Таких было мало. Практически не было. Он был идеалом. Были игроки, игрочилы с пороками, с червоточинами то в поведении, в жизни, то в игре, но их тоже любили, подражали, косолапящей походке Юры Севидова, сибаритской внешней развязности Гусарова и Понедельника и даже приносящей плоды корявости Вшивцева и Бурлачкина… Но Валерий Воронин был идеалом. Кстати, он умел красиво проигрывать, я это понял, когда защитники западных команд, в частности ФРГ, преодолев барьер обожания Пеле, начали просто убивать его на поле, после чего он и покинул большой футбол. И вот здесь я оценил еще одну черту великого Воронина — жертвенность: он не хотел строить свою игру и карьеру на унижении великой красоты и таланта. Пожалуй, эта черта и сыграла роковую роль в его дальнейшей судьбе, ибо Пеле, уйдя из футбола, двинул линию своей жизни все вперед и вперед, то играя за американский клуб «Космос», то снимаясь в кино, то тренируя средние клубы, то подвизаясь на поприще министра спорта и популяризатора кофе имени себя, а Валерий Воронин принял жизнь как данность, как жизнь совка, обрушившегося на него всей своей чудовищной силой, где не было ни космоса, ни министерства, ни кофе «Ворон…» Была только шашлычная на Автозаводской, собутыльники, любовь, сострадание и разбор, разбор игры вечный о том, что можно было все переиграть. Заставить себя быть равным с теми, кого он, в сущности, презирал: работники Федерации, хреновые тренеры, игроки хреновеньких денежных команд, — он не мог — прекрасная белая кость, белое офицерство среди красной швали футбола не позволили ему опуститься до плебейского футбола. И в то же время он позволил жизни опустить себя до плебейства очередей за зарплатой на автозаводе, возле которых он молча стоял, глядя под ноги, и получая подачки от работяг.
«Слышь, да это же Ворона, ты что забыл, блядина, брось червонец, Паскуале, ну сломался человек, тебя завтра тоже отоварят по балде, так надо же входить в ситуацию, стебанок…» Так образно говорили рабочие автозавода, собирая деньги для Воронина, которые он туг же спускал с любым подошедшим к нему… Что же случилось, почему другие, не все, но смогли устоять? Уникальный случай и в то же время обычный, ибо даже если судьбу Валерия Воронина проморгали, то что уж говорить о десятках футболистов рангом меньше, кстати, у тех хоть была степень собственной самозащиты, самопостроения, здесь же полная открытость, недоумение, удивление собой и миром в себе — жизнь так нужна какому-то шурупу для какой-то гайки и поэтому они нужны жизни. А я, который обладаю невиданным умением и нужен сотням тысяч, теперь уже не нужен никому. Не знаю. Наверное, врут, кто говорит, что он сломался психологически после аварии. Невероятно, он был слишком сильным человеком. Очень, вероятно, виноваты мы все, все его окружение, вся порочная система футбола, если такие ребята, как Воронин, уходят из жизни в то время, как его годки, чуть, может быть, талантливее, рекламируют растворимый кофе из Бразилии…