Эми зарыдала, мужчины наперебой её успокаивали, жандарм принёс воды, Жеран цыкнул на него и потребовал бутылочку чаю. Через десять минут в камере накрыли стол, и Эми, прихлёбывая, рассказывала свою историю.
Она незначительно отличалась от версии инспектора, и повторять её не имеет смыла, с тем только дополнением, что после инцидента, Гюркуфф встретился с Эми, признался в содеянном и сделал ей предложение. Эми не стала отвечать согласием, но… она любила Самюэля, а потому попыталась принять его вину на себя.
/в этом месте Жеран смахнул слезу
– Я старалась всеми силами… но, когда вы спросили о столовом серебре, я поняла, что не смогу его покрывать.
Юп поднял указательный палец, и выговорил, что всё тайное становится явным.
Fin
P.S. Два дня спустя, когда в доме Самюэля Гюркуфа произвели обыск, и на заднем дворе в свежевырытой яме обнаружили несессер, мадемуазель Кано освободили из-под стражи. Ей было запрещено покидать город, ибо она оставалась ключевым свидетелем.
В качестве места пребывания, управление полиции арендовало для Эми комнату в гостинице "Националь", на втором этаже – это обычная, хотя и редко применяемая процедура.
Девушка въехала в номер и первым делом включила обогреватель – было стыло и промозгло, пахло плесенью и даже солнечный пейзаж ван Гога (репродукция) не исправлял положения.
Она выпила горячего кофе, и подошла к окну. На улице, на перекрёстке сквозь морось различила женскую фигуру. Это была Жюли Фрессон.
Жюли подняла вуалетку и спросила губами:
– Как?
– Всё получилось! – так же безмолвно ответила Эми.