— Круто! — снова сказал Ламмерт, — А как ты смотришь на то, что Камасутра у Свана не только внутри вашей команды, но и с девушками из группы поддержки?
Елена Оффенбах коснулась клавиш синтезатора, вызвав звенящий фрагмент мелодии, напоминающий весеннюю капель.
— Я на это смотрю, как на традицию гало-рока, вроде сатурналий в Древнем Риме.
— Круто! Так я изучу всю древнюю мифологию! Елена, значит, тебя это не напрягает?
— Что ты, Ламмерт! Конечно, меня это напрягает! Но зачем делать из этого проблему?
— Тем не менее, — сказал репортер, — большинство людей думают, что это проблема.
— Секс, это не сессия парламента, — невозмутимо парировала она, — и мнение какого-то большинства тут не имеет значения. Мне наплевать, что они об этом думают.
— Прямой ответ! — воскликнул Ламмерт, и повернулся к Свану, — Тот же вопрос к тебе.
— Какой вопрос?
— Вопрос: напрягает ли тебя, что у Елены может быть секс с кем-то еще?
— Ты намекаешь, что я должен ревновать?
— Я не намекаю. У нас ведь разговор начистоту. Психологи давно доказали: мужчине свойственно не допускать секс своей женщины с кем-то еще. Так записано в генах.
— Ламмерт, думай головой: психологи — не генетики, откуда им знать, что там в генах?
— Э-э… Блин… Даже не знаю. Я это в журнале прочел.
— Охренеть! — воскликнул Сван Хирд, — Ты читаешь научные журналы?
— Честно говоря, — признался репортер, — это из журнала «Ваш домашний психолог».
Гало-рок музыкант взял со стола чашечку, сделал глоток кофе, и довольно подробно объяснил, как свернуть этот журнал в трубочку, и куда засунуть. После этого, сделав следующий глоток кофе, он предложил:
— Угадай, Ламмерт: что самое смешное в брачных контрактах?
— Э-э… Зная тебя, я думаю, что ты имеешь в виду главу о супружеской неверности.
— Точно! Прикинь: мужчина и женщина взаимно расписываются в своей сексуальной ущербности. Они заранее уверены, что лишь страх перед судебным штрафом удержит сексуального партнера от хождения на сторону. Смешные уродцы, правда?
— Даже не знаю… — в сомнениях отозвался репортер.
— Вот тебе и психология, — сказал Сван, — а теперь слушай мой ответ. Когда женщина, с которой я живу, встречается с другим мужчиной, я задумываюсь: что она нашла в нем такого, чего мало у меня? Объясняю на примере. Богатые бюргерши со всей Северной Европы летают на побережье Кении. Если ты посмотришь на их мужей, и сравнишь с мужиками-кенийцами на побережье, то сразу поймешь, чего там ищут бюргерши.
— Конечно! — прокомментировал репортер, — Где уж нам соревноваться с кенийцами, у которых хрен десять дюймов.
— Про хрен десять дюймов — это сказки, — отреагировала Елена, и…
…Репортер мгновенно повернулся к ней.
— А скажи начистоту: что ты искала в тех мужчинах на стороне?
— Я ничего не искала. Но, что-то может происходить спонтанно, когда женщина вдруг встречает мужчину, значительно превосходящего окружающих. Не в длине хрена, а в гораздо более значимых вещах. Это может быть гениальный ученый, или артист, или невероятно-смелый путешественник, или астронавт.
— Вот это да! — произнес Ламмерт, — И кто из них оказывается круче в сексе?
— Это вопрос субъективного предпочтения, — ответила она, — как ты думаешь, Ламмерт, почему я здесь, рядом с этим лохматым парнем, который задумчиво чешет брюхо?
— Э-э… Уж не хочешь ли ты сказать, что гало-рок артисты круче всех?
— Я тебе ответила десять секунд назад: это вопрос субъективного предпочтения.
— Ламмерт, — вмешался Сван, — что ты тупишь? Все просто. Вообще ревность бывает от комплекса неполноценности. А теперь врубись: если женщина, у которой что-то там с великими астронавтами, все равно возвращается ко мне, то какие у меня комплексы?
— Э-э… Никаких, что ли?
— Нет, Ламмерт! Хрен ты угадал! У меня комплекс полноценности! Во как! — и, с этими словами, Сван еще раз побарабанил кулаками по своей грудной клетке, на манер самца горной гориллы, выигравшего чемпионат стаи по боям без правил.
— Может, давайте сделаем паузу? — предложил Ламмерт Бранет.
После паузы на распитие кофе с пирожными, разговор пошел легко и накатано, пока не добрался до самого колючего вопроса:
— Слушай, Сван, а что у тебя случилось с фондом, который кормит африканских детей?
— Алло! — встряла Елена, прежде чем гало-рок музыкант успел ответить, — А какой фонд кормит африканских детей?
— Я про фонд «Счастливое детство», — пояснил Ламмерт.
— Тогда так и говори, — сказала она, — и не путай концепции. Фонд «Счастливое детство» кормил не африканских детей, а интернациональных жуликов. Видишь разницу?
— Но, Елена, многие говорят, что фонд кормил именно детей, просто была подстава.
— Ламмерт, все просто. Есть официальные отчеты самого фонда. Там черным по белому написано, сколько денег было собрано, тратилось из них на рекламу, сколько на оплату менеджеров, а сколько на саму помощь детям. Последняя цифра была немного больше одного процента. Но даже сама эта цифра делилась на оплату деятельности локальной миссии, на услуги муниципальной администрации, и уже четко на помощь. Итого, если перемножить проценты, то видно, что на детей шло меньше одного евро из тысячи.
— Блин! Как-то не верится!
— И не надо верить! Смотри цифры, которые опубликованы, и никем не оспариваются.
Репортер развел руками и покачал головой.
— Елена! Людям неинтересны бухгалтерские расчеты. Людям интересны факты. Фонд «Счастливое детство» пишет, что все началось с программы электрификации поселка Мтовасимба в Свазиленде. Программа стоила 5 миллионов евро, и Сван подписался ее финансировать. Потом ты поехала в Свазиленд и, через советника тамошнего короля, инициировала политические репрессии против фонда, чтобы не платить эти деньги. А поселок, где тридцать маленьких детей, так и остался без электричества.
— Ты уверен, что в Мтовасимба нет электричества? — иронично откликнулась Елена.
— Э-э… Я там не был, но фонд утверждает…
— Ламмерт, — перебила она, — давай проверим прямо сейчас. Твой ноутбук включен. Мы заходим на сайт Африканской комиссии по энергетике, ищем в меню Свазиленд, а там смотрим, есть ли Мтовасимба в списке поселков, имеющих электростанции.
— Надо же, есть! — удивленно сообщил репортер, выполнив указанные процедуры.
— Щелкни мышкой, — сказала Елена, — и увидишь детали, с фото, а я объясню, как такое получилось. Мне было не лень полистать проект. Мтовасимба — деревня, семь дворов в предгорьях. Тридцать детей в такой деревне — обычное дело. Проблема электричества, согласно проекту, решалась ветряком на 5 киловатт. Я позвонила в Дурбан, это в ЮАР, совсем рядом, заказала ветряк по каталогу, оплатила, и все было готово через неделю.
— Э-э… А цена вопроса?
— Цена один доллар за ватт, плюс десять процентов доставка и монтаж.
— Подожди, ты хочешь сказать: это стоило 5500 долларов, меньше пяти тысяч евро?
— Да. Так и должно быть при смете благотворительного проекта 5 миллионов евро.
— А-а… Какая-то муть… А почему так получается?
Елена Оффенбах подняла руки над столом и похлопала в ладоши.
— Отличный вопрос! Давай разберемся, почему так получается. А начнем мы с научной фантастики. Так увлекательнее, ты согласен?
— Да-да! — поддержал Сван Хирд, — мы хотели обсудить проект «Луна-пони», ОК?
— ОК, — согласился Ламмерт Бранет, — но, какая связь между НФ и этими фондами?
— Связь простая, — ответила Елена, — НФ, это наши мечты о будущем. Нет гарантий, что мечты сбудутся, зато есть гарантия, что не сбудется то хорошее, о котором мы даже не мечтаем. Не мечтаем — значит, не ищем, не делаем, не стремимся — и не получаем.
— ОК, — снова сказал Ламмерт, — но мы мечтаем о прорве классных штучек, разве нет?
— Вот-вот, — она кивнула, — мы мечтаем о прорве классных штучек. Но кто будет рулить человеческим миром, в котором появится прорва этих штучек: термоядерных станций, звездолетов, и саморазмножающихся роботов для любого рутинного труда?