К 15:30 «Шведская тройка» еще не знала о катастрофе «Либертатора». Они вообще не смотрели новости после момента, когда, выдержав положенные 2 часа после завтрака, отправились на штурм глубины. Сегодня Инге, Огер и Крис решили посмотреть, что же находится там, за северным краем банки-вершины гайота, куда периодически уплывали русалки, и откуда (быть может) они таскали алмазы. Там, на склоне, можно было видеть необычные геологические формации, на глубине (ориентировочно) 80–90 метров. Это считается критической отметкой для погружений на сжатом воздухе, хотя рекордсмены «глубокого воздуха», как известно, погружались в полтора раза дальше.
Так или иначе, нормальные люди при погружении на критическую глубину как следует продумывают план возможных спасательных мероприятий. Поэтому, Огер должен был остаться с резервными баллонами на краю плоской вершины гайота (глубина 55), Инге занимала позицию на полпути оттуда к поверхности (глубина 27), а до глубины 80–90 предстояло «падать» только Крису. Погружение начиналось без проблем. Огер хорошо видел, как Крис движется вниз к контрастным пятнам на склоне. Вот он остановился у центра пятна, и… Вплыл в склон. Понятно. Пятно было жерлом подводной пещеры и, очевидно, что Крис решил посмотреть, что там внутри. Главное, чтобы он не увлекся. Подводная спелеология — опасная штука, особенно при «глубоком воздухе» на дайвера влияет «азотный наркоз» — специфическая эйфория, которую вызывает азот, избыточно растворенный в крови под давлением, превышающем 5 атмосфер.
Крис, как и многие дайверы-профи умел контролировать свое состояние «под азотом» (примерно так же, как пьяные байкеры кое-как контролируют себя на шоссе). Главное: помнить, что ты не совсем адекватен в смысле восприятия, реакции, и желаний. Крис проговорил в уме эту главную мысль, и очень аккуратно проник в широкую горловину пещеры. Естественный тоннель, стены которого матово мерцали в луче фонаря, был не слишком узким, и шел немного под углом вниз и вбок. Крис легко проплыл несколько метров, и увидел впереди разлом, где искрились крупные кристаллические сростки. В разломах вулканических пород часто встречаются такие сростки. Обычно это кварц, но иногда — что-то более ценное, так что имело смысл взять образцы. Это и сделал Крис, и собирался сразу вернуться, чтоб не играть с Фортуной. И тут сюрприз: позади не один тоннель, а три. Азотный наркоз подложил дайверу свинью, заставив забыть важнейшее правило спелеологии: отслеживать ветвления пещеры, остающиеся позади.
В такой ситуации надо успокоиться и подумать, но это непросто, если вы находитесь на глубине 80 с плюсом, ваш мозг подбит «азотным наркозом», а ресурс вашего дыхания в баллоне за спиной весьма ограничен… Неизвестно, к чему бы привела неосторожность шведского дайвера, если бы не акваноид. Он неторопливо выплыл из бокового тоннеля, протянул левую руку, сделал движение ладонью к себе, а потом большим пальцем правой руки показал вверх. Жест был понятен, и швед, последовал за этим зеленоватым существом, практически неотличимым от человека. Краем сознания он отметил, что на запястье акваноида надето что-то вроде наручных часов с большим циферблатом, но на циферблате вместо времени отображена картинка из красных и желтых линий. Немного позже, Крис сообразил, что это — электронный навигатор с картой пещеры. А затем, они вышли в открытую воду, и можно было плыть к краю вершины гайота, где ждал Огер с запасными баллонам, достаточными для выполнения графика декомпрессии. Акваноид тронул Криса за плечо, и эмоциональными жестами объяснил, что думает об интеллекте дайверов, играющих в пионерскую спелеологию на «глубоком воздухе». Крис ответил жестами означающими «да, я ошибся» и «спасибо за помощь». На том и расстались.
Акваноид вильнул хвостом (точнее, ластами) и, не торопясь, уплыл на запад, видимо, к Центральному плато. А Крис поднялся до позиции Огера, и там позволил себе впасть в состояние «слушаю и выполняю», предоставив товарищу все управление всплытием.
До выхода на поверхность и возвращения на борт катамарана-дайвбота, Крис пребывал в сумеречном состоянии, и только на борту, после пары глотков сладкого чая сообщил:
— Там пещера. Вулканическая. Я взял образцы. Какие-то кристаллы. В сумке.
— Ясно, — сказала Инге, и вытряхнула на стол содержимое сумки с его пояса.
— Хм… — протянул Огер, глядя на красновато-прозрачные кристаллы, — …Это пиропы?
— Может быть… — Инге покрутила один кристалл в пальцах, — …Геология сообщает: где пироп, там, возможно, и алмаз. Ладно, спектрометр покажет… Крис, что там еще было? Давай, рассказывай, герой дня, а то вид у тебя бледный, мягко выражаясь.
— Я чуть не заблудился в этой пещере, — признался он, — азот дал мне по мозгам, и я не сообразил поставить метку. Взял образцы, оглянулся — блин, куда плыть? И тогда вдруг акваноид… Слушайте, ребята у него был наручный планшетник-навигатор.
— У акваноида? — недоверчиво спросила Инге.
Крис молча кивнул. За столом повисла пауза, потом Огер произнес:
— Знаешь, ты не обижайся, но это, скорее всего, был «приход» от азота.
— Непохоже что-то, — ответил Крис, — как-то все очень натурально было. А когда мы уже выплыли, этот акваноид мне жестами показал: «Что ж ты, кретин, лезешь на воздухе за азотный барьер, да еще в пещеру? Ты камикадзе, что ли?».
— Это как он показал?
— А вот так, — Крис воспроизвел короткую серию движений ладонями.
— Да уж… — Инге задумчиво потерла кончик носа. — …Странный какой-то акваноид.
— А до этого ты считала акваноидов не странными? — съехидничал Крис, потом тряхнул головой, и добавил, — мы считали акваноидов дикими подводными аборигенами, вроде питекантропов, а теперь если не думать, что у меня могли быть глюки, то выходит, что акваноиды, это совсем другое. И тогда вопрос: зачем они дарят нам алмазы, изображая, будто им интересна всякая дешевая ерунда, которую мы оставляем им в обмен?
— А если по приколу? — предположила Инге, — Может, у них этих алмазов несчитано.
— Малоубедительно, — сказал Огер, — но, это, по-моему, не главный вопрос.
— А какой главный? — спросил Крис.
— Главный вот какой, по-моему: где базируются акваноиды? Они же дышат воздухом, значит, их база, или дом, или поселок, должен быть на поверхности, причем не очень далеко, иначе как они сюда плавали бы?
— А если у них есть субмарина, как у капитана Немо? — высказалась Инге.
— М-м… — Огер поскреб небрежно выбритый подбородок, — …Это чертовски круто, но давайте, все же, глянем, есть ли что-нибудь подходящее поблизости на поверхности.
— А вот ты поднимись на смотровой мостик, и глянь, — отреагировала она.
— А вот я поднимусь, и гляну!
С этими словами, Огер встал из-за стола и направился на смотровой мостик, по дороге схватив бинокль и фотокамеру.
— Бред… — со вздохом сказал Крис, — …Слушай, Инге, ты что-нибудь понимаешь?
— Я понимаю, что мы делаем работу, которая нам нравится, и хорошо имеем с этого. В принципе, мне плевать, почему это так, и я не хочу лезть в чужие тайны.
— Инге, а что, если мы не знаем чего-то важного про этих акваноидов? Может, хотя бы, посмотрим, что про них есть в Интернете?
— Мы же смотрели пять дней назад, — напомнила она.
— Да, но мы смотрели не очень внимательно. Давай попробуем еще раз.
— Ладно, — сказала она, и открыла ноутбук, — вот, я набираю для начала «акваноиды». И получаю кучу всякой чепухи. Какой-то новый фильм-катастрофа, похоже вышел. Нет, подожди, это не фильм. О, чертово дерьмо! Крис, посмотри сюда!
Огер вернулся в кают-компанию через четверть часа, и гордо объявил:
— Я нашел! В трех милях от нас дрейфует 40-метровый кораблик наподобие минзага.
— Подобие чего? — переспросила Инге, не отрываясь от экрана ноутбука.
— Минзаг, — пояснил он, — это минный заградитель, такие штуки применялись в обеих мировых войнах, и позже, во время локальных морских войн в Третьем мире. Мне так кажется, что этот минзаг тоже здесь не просто так.