119) Брюхатые стали халатнее относиться к патрулированию, и Фвонк отважился на вылазку. И вот теперь он бодро рассекает на лыжах в сторону от города, почти не робея от мысли, что цель его прогулки — Институт физкультуры; а что идет он не совсем в подходящем направлении — так тело само выберет наилучший маршрут к цели. Он человек гибкий и тем горд, упертость ни к чему, уверен он, надо уметь подстраивать свои планы под те внезапные и непредвиденные изменения, которыми полна жизнь, вернее, из которых она, по сути, состоит: непредсказуемость, тревога, отсутствие покоя, внезапные озарения и происшествия, которые ломают самые твердые планы и железную определенность. Пробежался он на славу. Единственное, Институт физкультуры ему не встретился. Куда подевался, недоумевал Фвонк, неужто власти перенесли его куда-то?
120) «Сегодня мне удалось заморозить один проект», — похвастал Йенс однажды поздно вечером.
«Здорово».
«Я обожаю замороженные проекты, — продолжает Йенс. — Раньше так не было, инициатива, темп, ритм, все такое. Я находил решение раньше, чем помощники успевали изложить мне проблему до конца».
«Ты не в форме», — говорит Фвонк.
«Что есть, то есть», — отвечает Йенс.
«К тому же у тебя вечный стресс, как у всех премьер-министров».
«Видимо, за исключением Берлускони».
«Возможно. Но он расслабляется с проститутками».
«Да, я тоже об этом читал».
«Ты катастрофически не умеешь расслабляться. Я же вижу: даже когда ты строишь из конструктора, ты все равно напряжен. Ставишь дощечку на дощечку, как машина, а по-настоящему тебе хочется только одного — снести всю эту постройку к чертовой матери».
«Тут ты прав».
«Тебе нужно тратить больше времени на музыку. И чтение. Ты читаешь?»
«Важные бумаги. Несколько килограммов каждый день».
«Это проблемы никоим образом не решает».
«Нет. Но это моя работа».
«Вот именно это тебя и разрушает. Тебе надо читать художественную литературу. Причем не детективы, хотя и они могут быть хороши при правильном употреблении. В твоей ситуации надо читать книги, написанные людьми с серьезными проблемами. Таковы почти все писатели, особенно которые не могут заработать денег на своих книгах, но продолжают писать, вот таких подвижников и надо тебе читать, их тоже точит беспокойство, как тебя».
«Что ж мне — тратить время на тексты, которые люди выдумали из головы? Я занимаюсь реальными проблемами мира, если ты не понял. А тратить время на фантазии я буду, когда выйду на пенсию».
На это дремучее многословное невежество Фвонк ничего не ответил.
«А как насчет стихов?»
«Стихов?»
«Ты стихи читаешь?»
«Нет, конечно».
«Другими словами, за весь год ты из рифмованных текстов видишь только гимн на День независимости и старые рабочие кричалки на Первомай и прочее?»
«Более-менее так».
Фвонк подошел к полке, достал книгу, пролистал страницы и нашел нужную.
«Сядь», — сказал он.
Йенс сел.
— прочитал Фвонк, —
Йенс долго молча сглатывал. «Прочти еще раз», — сказал он наконец. Фвонк прочел.
121) Фвонк давно захлопнул антологию, а Йенс все так и сидел, молча и тихо. Очень-очень тихо. Фвонк сходил поставил книгу на место, однажды он подарил ее Агнес на Рождество, но она бросила ее, съезжая, книга показалась ей недостаточно крутой, как и сам Фвонк.
«Кто это написал?»
«Ян-Магнус Брухейм», — отвечает Фвонк.
«Мне очень надо с ним поговорить, — загорается Йенс. — Я хочу поговорить с ним прямо завтра».
«Он умер».
«Умер?»
«Да, к несчастью».
«Это очень печально».
«Но он умер давно».