«Что? — вопит он. — Как, ты не знаешь, кто такой лигр?»
Подбегают охранники и спрашивают, не обидел ли Фвонк Йенса.
«Он меня мучит, он не знает, кто такой лигр!»
Охранники, очевидно, тоже не слыхали о таком звере, Йенс смотрит на всю троицу в полном отчаянии.
«Батюшки, ну что ж мне делать-то?! — трагически восклицает Йенс. — Я чувствую, что полностью выкладываюсь на благо общества и ближних, хотя это нелегко в наши трудные времена, но я не сдаюсь. Однако общий уровень необразованности вокруг меня столь высок, что я впадаю в отчаяние, иногда мне хочется свернуться калачиком и так лежать, мной овладевает меланхолия, я чувствую себя страшно одиноким, страшно». Йенс грузно опускается на скамейку.
«Люди добрые, — с трудом произносит он, — лигр — это ребенок льва и тигрицы, это самая крупная хищная кошка на земле. В отличие от львов лигры обожают плавать, они не умеют лазить по деревьям, их самцы стерильны. Ну вот, теперь вы это знаете. Не так давно в тайваньском зоопарке родилось трое лигров. Судя по всему, служитель не усмотрел, а лев не упустил шанса, и я могу его понять, эти тигрицы страсть как хороши, короче, лев налетел на тигрицу, а у кошачьих все происходит мгновенно, им не надо, как нам, активничать черт-те сколько минут, у них за пару секунд хоп — и дело сделано. В Тайване редко проводят встречи на высшем уровне, поэтому я прилетел сюда, но, если бы я знал, что у них нет ни единого лигра, я бы сюда ни ногой. Да, все дело в том, что у меня очень плохой аппарат советников, я с ними слишком миндальничаю, но подождите, ужо я наведу строгость, ага, то-то головы полетят! Всё, я хочу домой!»
«Ну-ну-ну, — журчит Фвонк, — не надо так нервничать. Тебя выбило из колеи это происшествие с Гавриилом, все понятно, но остальные тут ни при чем. Давай знаешь что сделаем — сядем, съедим по мороженому и подумаем, как нам быть. Я схожу за мороженым».
«Не хочу я никакого мороженого».
«Не куксись. Конечно ты хочешь мороженого».
«Нет».
«Да. Тебе клубничное?»
«Только не клубничное».
«Шоколадное?»
«Давай шоколадное, если уж тебе так приспичило с этим мороженым».
161) Они долго-долго сидят вместе на скамейке. Сперва съедают два мороженых, потом Фвонк покупает два хот-дога, под конец они заливают все квартой пива.
«Реагировать так на то, что в зоопарке не оказалось лигра, — ненормально», — говорит Фвонк.
«Я знаю», — кивает Йенс.
«Ты не можешь вести себя с людьми подобным образом».
«Я был слишком разочарован. Я очень надеялся на встречу с лигром».
«Все равно».
«На самом деле я страшно не хочу возвращаться домой. Было так прекрасно побыть здесь с тобой, расслабиться. Чувство свободы, которое я испытал вчера в коридоре, Фвонк, — это что-то совершенно особенное. Но теперь я вижу, что все прежнее, обычное снова предъявляет на меня права: страна, которой надо все время управлять, все эти встречи и совещания, и Йонас с Фрукточницей, большие отличники. Меня это давит и ломает, Фвонк».
«Я понимаю».
«И поверх всего еще Гавриил самодельный. Это слишком. Я хочу сбежать от самого себя. Вдвоем с тобой, куда-нибудь».
Он в страхе оглядывается на охранников, боится, не услышали они чего лишнего, часом.
«Ты согласен? Махнем с тобой на юг!»
162) «А это кто?» — спрашивает Йенс и тычет пальцем в большую, странного вида птицу, которая бегает по загону прямо напротив них. Фвонк встает и идет к вольеру почитать табличку.
«Шлемоносный казуар», — говорит он.
«Очень странный».
«Да».
«А где он живет?»
«В Новой Гвинее и Австралии», — читает Фвонк.
Йенс подходит к решетке и протягивает казуару кусок хлеба, тот немедленно выхватывает его без всякого почтения.
«Вот эта птица мне нравится, — сообщает Йенс. — Взгляни на этот коготь, — показывает он на птичью лапу с огромным когтем. — В политике такой ох как бы пригодился, мы могли бы драть и увечить друг друга, когда слов не хватает, а их вечно не хватает, правда, Фвонк. Долгая жизнь в политике научила меня, что почти все дискуссии и дебаты ходят по кругу, если ты поучаствовал в нескольких, ты уже выучил эту механику наизусть, и где тогда взять терпения на следующие дебаты-дискуссии? Как некоторые выдерживают в политике целую жизнь, я просто не могу понять и только надеюсь, что меня сия чаша минует. Фвонк, мне хочется такую птицу, с когтем. То-то бы я вспорол живот Фрукточнице, ха-ха, только не цитируй эти мои слова, или пропорол этого эгоиста, ну, премьера христианского, за то, что он на веки вечные лишил меня возможности взять больничный, этих моих слов тоже никому не передавай, прикинь, вонзить ему коготь прямо в брюхо и провернуть, вот бы я тогда полюбовался на его личико, этого психически нестабильного пса христианского!»