Вступив в свои обязанности, я пошел осмотреть надежность крепления пластыря и буксирных концов. Пластырь на пробоине правого борта плотно прилегал, хорошо притянутый к боту добавочными концами. Правильность положения второго пластыря на выходном отверстии внушало некоторое подозрение, но менять его нечего было и думать. Работа требовала водолазов, а при буксировке борт о борт была просто немыслима. Ограничился распоряжением подать на 'Храбрый' добавочный стальной перлинь, так как заведенные даже при этом ходу были опасно туго выдраены. Осмотрел переборки машинного отделения. Кормовая - держала хорошо. Но соседняя с кочегарным отделением, видимо была нарушена - вода просачивалась. Приказал на это место подложить промасленную пластырную подушку, подперев ее заклиненным бревном. Течь прекратилась.
Быстро покончив с этим делом и намереваясь приступить к исправлению аварии рулевого устройства, вышел на верхнюю палубу. Как раз в это время за кормой у нас послышалась частая артиллеристская канонада. Прошел на мостик, чтобы выяснить обстановку. Горизонт стал еще более мглистым. Время 15 часов 10 минут. Из мглы вынырнули наши миноносцы и, следуя в строе фронта, от кого-то бешено отстреливаются из кормовых орудий. Противника не видно. Отход происходит на хорошем ходу. На темном фоне белыми пятнами выделяются буруны. Очевидно, кто-то их преследует, прорвавшись через пролив Соэло...
Пробили боевую тревогу и подняли стеньговые флаги.
'Храбрый' стал постепенно увеличивать ход. Вряд ли это имело смысл делать, концы и без того выдраены, как струны. 'Победитель', 'Константин' и 'Забияка' все ближе и ближе, следуя большим ходом параллельным с нами курсом. Стрельба прекратилась. Видимо, потеряна цель. 'Забияка', ближайший к нам миноносец со сбитым уже кормовым орудием, как-то нелепо склонившимся набок, проходит от нас на расстоянии не более четырех кабельтовых, таща за собой, как и прочие миноносцы, большую волну. Обычная картина при большом ходе на мелководье. Но это обстоятельство имело для нас роковое значение. Начальник дивизиона, увлекшись наблюдением за неприятелем, упустил из вида нас, грешных калек. Урок, данный 'Победителю' на Куйвастском рейде с объявлением ему неудовольствия за большой ход, был им забыт. Оторвавшись от противника, нечего было уж так торопиться на восток. А мы? Заинтересованные причинами поспешности миноносцев, мы тоже сваляли дурака, забыв про спасительный сигнал 'Мыслите' ('меньше ход'). И вот результаты: волна, гигантским валом стремительно ползет к нам и с силой подхватывает корабль. А дальше? Дальше - как положено в таких случаях...
Сначала с треском лопнул один стальной конец, за ним другой, третий, четвертый... Точно гнилые нитки. Мы разъединились. 'Храбрый' увалился в левую сторону, а 'Гром' продолжал еще некоторое время идти по инерции, затем, слегка уклонившись вправо, остановился как вкопанный.
Почти одновременно с этим из мглы показались виновники торжества. Вынырнул один неприятельский миноносец, затем другой, третий..., девятый..., четырнадцатый... Артиллерист дает установки, но стрелять пока не можем. Из-за дыма комендоры не разбирают цели. Немного спустя, обнаруживаем другую колонну миноносцев - северную, так же шедшую в строе кильватера. Итак, немцы, заметив с нашей стороны замешательство в связи с попаданием 'Кайзера' в 'Гром' и совершенно правильно оценив обстановку, воспользовались нашей оплошностью - отходом наших миноносцев на восток - и бросились в атаку. Беспрепятственно форсировав канал, свободно выйдя на плес (вот когда пригодилось бы заграждение, от постановки которого отказалась команда 'Припяти'!), развернулась в две колонны с целью охвата нас с двух сторон - клещами. Головные миноносцы южной колонны открыли огонь.
Взглянул на часы. 15 часов 20 минут. Итак, бой начался.
На 'Победителе' взвился сигнал: 'Быть в строе кильватера'. Мы отрепетировали, хотя это имело такой же смысл, как безногому примерять сапоги. Миноносец целиком был предоставлен на волю волн и ветра.
Следуя движению 'Победителя', прочие наши миноносцы легли на кормовой курсовой угол и открыли огонь, пристрелявшись по головным кораблям южной колонны. Почти одновременно 'Храбрый' начал стрельбу по северной колонне. Мы находились ближе всего к противнику. Достаточно было простого взгляда, чтобы убедиться в пикантности нашего положения. Немцы, пренебрегая в этом случае элементарными требованиями здравого смысла, сосредоточили весь свой огонь на уже подбитом, стоящем без движения миноносце, вместо того, чтобы, возложить задачу 'угробления' нас на один-два своих корабля, всю силу огня направить в первую очередь на живого противника. Но нам от их ошибки не легче.
- Кажется, на этот раз ущучили - тихо сказал мне командир, когда появился на мостике, управившись с уборкой концов, болтавшихся за бортом после разлучения нас с 'Храбрым'.
Действительно обстановка представлялась довольно безнадежной. Миноносец стоял почти без движения, слегка подталкиваемый и разворачиваемый слабым ветром и волной. Немцы приближались с двух сторон, открыв бешеную канонаду по одинокому кораблю. Хотя бы один узел хода, хотя бы пол или четверть. Это было бы все-таки какое-то движение вперед. А теперь?
Наводчики, словно пиявки, впились в противника глазами. Остальная прислуга тоже застыла в ожидании сигнала 'открыть огонь'. Этому все еще мешает дым, скрывающий цель от глаз наводчиков. Томительно тянуться секунды. А, наконец-то! Ревун - и грянул наш первый залп. За ним другой, третий. Вокруг нас фонтаны поднимаемой всплесками воды. Увлечение немцев легкой добычей в первые минуты не дает больших плодов - снаряды летят мимо. Но вот начались попадания. Почувствовав их, часть машинной команды, бывшей не у дел и стоявшей с левой стороны под рострами, занервничала, а когда снаряд разорвался невдалеке - бросилась к шлюпкам левого борта.
Поспешил туда, чтобы потушить начавшуюся панику. Оказавшись на рострах, я увидел следующую картину. Человек 25-30 находились уже в шестерке, вываленной за борт, но висевшей еще на талях. Два-три человека из находившихся на рострах пытались приподнять второй моторный катер, стоявший на блоках, и какими-то судьбами зажавший лопарь шестерки, не позволяя ее спустить. Один человек стоял на носовых талях, держа в руках пропущенный через утку носовой лопарь. Со шлюпки шел галдеж и крик: 'Трави, трави!'. Вижу - дело дрянь! Начинается нечто похожее на панику. Надо гасить. Кричу в рупор: 'Эй, товарищи! Куда вы, к дьяволу, торопитесь? Смотрите, что делается вокруг, а у нас спокойно'. На секунду шум умолк. Многие с беспокойством взглянули на взбудораженное всплесками снарядов море. Заколебались. А затем снова: 'Трави, трави!'. Но это сделать не так просто. Чувствую, что миноносец только бы выиграл, если бы удалось избавиться от этой компании - все больше ученики, публика не бывалая еще, не обстрелянная. Опять кричу им: 'Шестерку спустить нельзя. Помогите освободить лопарь - заело. А там путешествуйте на здоровье, коли охота погибнуть!'. Подействовало. Но только ребята собрались вылезать обратно, как вдруг невдалеке разорвался снаряд - ударило в носовую трубу. Парень, стоявший на носовом лопаре, то ли оглушенный взрывом, то ли слегка подраненный, выпустил из рук лопарь, и вмиг сверх меры нагруженная шестерка, клюнув носом, повисла на попа, удерживаемая лишь кормовыми талями. Публика, как горох из распоротого мешка, посыпалась вводу, и только небольшая горсточка удерживалась за банки, продолжала вопить: 'Трави!'. Размышлять было некогда. Выхватив финский нож, с которым никогда не расставался, крикнув: 'Пал-лунд-ра!' - перерезал лопарь. Шлюпка тяжело метнулась вниз и, ткнувшись носом, захлебнулась.
Пятерых мореплавателей успели подобрать обратно на корабль, остальные предпочли искать спасения на полузатонувшей шлюпке. Вряд ли, однако, они чувствовали себя отменно. Мокрые, озябшие, с остервенением отливая воду снятыми с себя форменками и фуражками, поглядывали они на миноносец, медленно удалявшийся от них, слегка погоняемый ветром. Все эти путешественники позже попали немцам в плен. По словам одного из участников этого эпизода, немцы отнеслись к ним с исключительным вниманием и теплотой. Переодели в сухое, согрели, накормили. Чтобы подбодрить угнетенных духом пленников, хлопали по плечу со словами 'Браво 'Гром'!'. Вид миноносца, стоявшего без движения, смертельно раненного в самое сердце, очевидно, произвел на них отличное впечатление. Свои чувства немцы и старались передать, как умели, той части его экипажа, поведение которой, к глубокому сожалению, менее всего заслуживает одобрения.